Академия под ударом
Шрифт:
— Сядьте, юноши, — произнес ректор, выйдя к кафедре. Ни принц, ни Анри не захотели спорить. Анри занял свое прежнее место, а Жоан почти упал в кресло в третьем ряду, возле стайки девушек в розовом. Девушки смотрели на него с сочувствием и интересом, одна из них заботливо погладила его по руке, вторая поднесла к носу хрустальный флакон с нюхательной солью. Пусть наглец с невероятным самолюбием, но все же принц — а к принцам надо держаться поближе. Иногда так и в принцессы выбиваются.
— Никаких дуэлей в академии не будет, — продолжал ректор. — Я призываю студентов уважать своих
Элиза покосилась в сторону Анри.
Он сидел совершенно спокойно, его вид был равнодушен и невозмутим. Но Элиза чувствовала, что впереди всех ждут неприятности.
Ректор говорил долго — так долго, что часть студентов начала дремать. На последних рядах уже перебрасывались огненными шариками-веселушками, которые вызывали щекотку, и хихикали. Элиза сидела с идеально прямой спиной, смотрела на Акиму, и серебряная нить в ее ауре была почти неразличима.
Если нет того опыта, который был у Оберона, то ее и не заметить. Вот и прекрасно: Элиза будет жить спокойно, не опасаясь, что особо рьяный студент обезумеет от ненависти к порождениям тьмы настолько, что применит на ней навыки, которые получил во время занятий.
Парни, которые учились на факультете Оберона, были полны ненависти. Ненависть двигала всей их жизнью — у каждого порождения тьмы отняли или изувечили близкого человека. Иногда Оберон думал, что без потери не станешь охотником.
Он ведь тоже потерял. И только после смерти Женевьев окончательно стал тем, кем стал.
— А кто та девушка с деканом? — услышал Оберон едва различимый шепот. Второкурсницы с факультета предвидения, деловитые и любопытные, им до всего было дело. Не надо было оборачиваться, чтобы понять: они глаз не сводят с декана и его спутницы.
— Это его невеста. И новая ассистентка милорда Ламера. Вчера приехали.
Акима наконец-то закончил свою речь, хлопнул в ладоши, и над залом вспыхнули огоньки — знак начала учебного года. Неугасимое пламя символизировало свет науки, который разгоняет тьму невежества и защищает от бед. Студенты восторженно ахнули и зааплодировали.
Оберон не мог не радоваться тому, что на них с Элизой больше не покушались. И искренне удивлялся тому, что убийцы оставили свои попытки добраться до них. Домоправительница вчера прислала ему очередное письмо: ремонт идет, ничего не нашли, никто не интересовался делами юной Леклер.
Это было странно. Оберон полагал, что случилось нечто, после которого смерть Элизы стала бессмысленной. Но каким было это нечто? Почему организатор потратил время и немалые деньги на сгибельника и артефакт для пистолета, а потом все бросил?
Неужели Элиза почему-то стала не нужна ему?
Чем больше Оберон думал об этом, тем сильнее верил в то, что убийца еще нанесет удар. И надо быть к нему готовым.
Когда студенты потянулись к выходу из зала, Оберон вдруг увидел, что принц Жоан вдруг быстрым шагом спустился и придержал Анри за руку. Зельевар остановился с таким видом, словно собирался отправиться на дуэль прямо сейчас.
— Прошу меня простить, милорд, за мою дерзость, — насколько
Анри сцепил руки за спиной, покачался с пяток на носки. Выглядел он крайне задумчиво.
— И вы меня простите, — ответил он. — Обычно я не швыряю студентов по залу, какими бы наглецами и гордецами они ни были. Мой максимум — это отработка, мытье полов в большой лаборатории.
— Подождите, — нахмурился Оберон. В груди снова ожило предчувствие неприятностей. — Ваше высочество, ну-ка взгляните на меня.
Принц послушно вытаращил на него глаза — Оберон дотронулся до его лба, всмотрелся, но не обнаружил ни затемнений ауры, ни мутных нитей в зрачках, которые указали бы на магическое воздействие.
— Что-то страшное? — спросил Жоан, и за страхом в его голосе звучало любопытство. Кажется, парня просто завораживала магия, поэтому он и набился в студенты.
Что еще ему делать дома? Пить и портить девок? Если у тебя есть хоть капля ума, то это быстро приедается — а этот Жоан не был дураком. Дураки никогда не просят прощения.
— В том-то и дело, что ничего, — признался Оберон. — Анри, дай, я проверю…
— Я бы все почувствовал, — хмуро сказал зельевар, но все же подставил лоб под его руку. Ничего. Все было чисто. Один нахамил, второй от этого вспыхнул, как спичка, но раньше Анри всегда сохранял ленивое равнодушное спокойствие. Он никогда не сорвался бы от обычной венценосной невоспитанности так, чтобы бросать принца крови, словно мячик. Оберон убрал руку, и Анри вздохнул.
— Я готов был вас убить, молодой человек.
Оберон посмотрел в сторону окна: Элиза стояла в компании Примроуз и Келли со второго курса. Хорошие девушки из невероятной глуши, честные и правильные. Будет прекрасно, если они подружатся, Элизе нужны приятельницы ее возраста.
«Не сидеть же ей сычом в моей компании», — подумал Оберон. Утром между ними было на пять шагов больше. Постепенно они окончательно отдалятся.
И почему это так печалит? Потому что его прошлое стало прошлым, и он не знал, как быть с будущим? Одичал на своих болотах, разучился общаться с прелестными барышнями… Оберон почувствовал, что снова начинает злиться.
— Я это понял, — признался принц и дотронулся до середины лба молитвенным жестом. — Мне было так страшно лишь один раз. На охоте. Я думал, что там в кустах кабан, а это оказался дракон. Как же я от него бежал! Хорошо, что он еще не встал на крыло, гнался за мной пешком. Если бы он умел летать, я бы сейчас не имел удовольствия беседовать с вами.
— Никакого воздействия не было, — произнес Оберон. Элиза с улыбкой распрощалась с новыми знакомыми, девушки помахали ей и почти вприпрыжку направились к дверям. — Но вся эта ситуация мне не нравится. Жоан, я прошу вас как декан вашего факультета: ведите себя прилично. Тут никто не будет подавать вам кофе и вытирать нос, чем скорее вы это поймете, тем лучше для вас.