Аккорды кукол
Шрифт:
– Не важно. За то, что ты якобы покалечился. Из-за меня. Ты с ним сговорился, да?
– Была бы мальчишкой - двинул в глаз.
– Ничего другого от тебя и ждать нельзя. Теперь вижу, что ты не в курсе. Значит, отчим твой - шантажист?
– Выходит, так. Я с ним разберусь, не волнуйся. Он к вам дорогу забудет. Ладно, поехали в универмаг.
– А что мы там будем покупать?
– спросила Галя, семеня рядом.
– Детскую коляску и подгузники, - не оборачиваясь, ответил Герасим. Пригодятся. А теперь слушай меня внимательно...
У Геры созрел план, в котором нашлась роль
– У тебя сейчас дома никого нет?
– Пусто, а что?
– Одолжишь мне какое-нибудь свое платье? Надо.
– Идем, - без лишних расспросов согласилась Галя.
Обошлось без примерок, Гера не привередничал, к тому же они с Галей были приблизительно одного роста.
– Лифчик дать?
– ехидно спросила она.
– Пожалуй, - подумав, согласился он.
– Все должно выглядеть натурально.
– Тогда я поищу у мамы.
Минут через десять, когда Герасим был полностью экипирован, Галя критически осмотрела его и заставила пройтись по комнате.
– Туфли не жмут? Хорошо, что у тебя ступня тоже маленькая. А ты, оказывается, премиленькая. Просто ангелочек. Надо ещё беретик. И можно чуть-чуть подкрасить губы. И очки забыли.
Гере пришлось стерпеть и эту противную процедуру. Покончив с гримом, Галя подвела его к зеркалу. В нем отразились две девочки, одна - с темными волосами, другая - с золотистыми.
– Если ноги красивые, можно носить и короткую юбку, - солидно сказала Галя.
– Тебе идет.
– Какое же я чучело в этом наряде!
– усмехнулся Гера.
– Наоборот, как куколка. Просто у тебя другая психология, мужская. Поэтому неудобно. Бери пример с Дастина Хоффмана. А теперь скажешь наконец, что ты задумал? Ограбить банк?
– В таком виде у меня только один путь - на панель, - вновь усмехнулся Гера и посмотрел на часы.
– Пора.
Глава седьмая
1
Укромный уголок на студии они так и не нашли, пришлось отправиться в открытое кафе напротив. Неделя-две - и цветастые зонтики снимут, пластмассовые столики и стулья уберут, а пока ещё можно было, запахнувшись в плащ, выпить на свежем воздухе чашку горячего чая с лимоном. Легкий ветерок совсем растрепал соломенную гриву сценариста, и Карине вдруг захотелось причесать его своей расческой.
– Вы что, близоруки?
– спросила она.
– То щуритесь, то глядите куда-то... в никуда. Не хотите смотреть на людей?
– Угадали, - усмехнулся Колычев.
– А очки не ношу потому, что, если будут бить морду, могут попортить битым стеклом глаз. Разумно?
– Вполне. Наверное, у вас был в этом деле опыт.
– Просто предусмотрительность.
– Тогда и шляпу носить не стоит. Бывает, отрывают поля вместе с ушами.
– Это хорошо, что у вас есть чувство юмора. Селена в моем представлении - не столько трагическая фигура, сколько комическая. Думаю, вы справитесь с ролью.
–
– Не ломайтесь. Ведь вам хочется?
– с грубоватой прямотой спросил он.
– Допустим, что так.
– Карина была вынуждена признать это, но следующий вопрос её немного огорошил:
– Расскажите о себе. Мне интересно. Вы замужем? И конечно, несчастливы?
– Что-то вы наглеете прямо на глазах, - улыбнулась она, вертя кольцо на пальце.
– Раньше, на детских сеансах перед фильмом показывали такой киножурнал "Хочу все знать!". Жаль, если вы уже не застали. Почерпнули бы много полезного.
– Ну, раз вы не хотите, я сам расскажу про вас, - произнес Колычев, впервые не отводя взгляда. Даже наоборот, он смотрел так, будто пытался загипнотизировать.
Карина почувствовала и легкое волнение, и страх. Не обращая внимания на её предостерегающий жест рукой, Колычев начал:
– Замуж вы вышли довольно рано, лет в двадцать, ещё не успев как следует пожить для себя, и сразу же родили ребенка, мальчика. Пытались продолжать сниматься в кино, но роли вам предлагали все хуже и хуже, совсем эпизодические, и вы от обиды и злости уверили себя, что все это - чепуха, главное - семья, дом. Муж и ребенок. А кино обойдется без вас. И вы очень хорошо вжились в новую роль, играли её от всего сердца - роль любящей жены и матери, хранительницы домашнего очага. Но где-то в глубине души пряталась коварная мысль, как бы вы ни старались её запрятать: годы-то проходят. Неужели это все? Все, для чего я была рождена на свет? И вот неожиданно наступил день, когда вы поняли: да провалитесь вы в болото, я молода и красива, и талантлива, и почему всё, - Колычев развел руками, словно пытался обхватить окружающий их мир, - всё это не принадлежит мне? Почему я не живу, а существую? И муж, и сын живут своей жизнью, вы отдали им все, и теперь пора заняться собой. Стоя перед зеркалом, вы сказали себе: "Я свободна". И повторили это ещё раз, вслух. Хотя в квартире, кроме вас, никого не было... Ну, я угадал?
Карина слабо улыбнулась в ответ. Она настолько была поражена его словами, что растерялась. Он понял её лучше других. Этот "сукин сын", как сказал бы о нем Клеточкин, угадал даже немую сцену в комнате, перед зеркалом, будто стоял за её плечом.
– Вам не сценарии, а гороскопы составлять, - тем не менее язвительно сказала она.
– Все, что вы тут наболтали, - полная ерунда. И у меня не сын, а дочь. Ясновидящего из вас не выйдет.
– Жаль.
– Колычев досадливо махнул рукой.
– Мне казалось, что я вас "почувствовал". А вы?
Что она могла ответить? Он был меткий стрелок и попадал точно в цель. Дальнейший разговор становился просто опасен. Неизвестно, куда их могло занести.
– Мы же хотели обсудить сценарий, - поспешно сказала Карина.
– Что вас подтолкнуло к этой идее, теме - люди и куклы, игрушка, следящая за людьми?
– Не игрушка, нет, - промолвил он, помолчав.
– Тень. Человеческая тень, которой все равно за кем следовать. Ты сам, раздвоившийся, оторвавшийся от души. То начало в каждом из нас, которое мы тщательно скрываем. Скажите откровенно: вам никогда не хотелось кого-нибудь убить? Совершить преступление?