Аккорды кукол
Шрифт:
Девушка оперлась ладонями о спинку стула, но продолжала стоять и улыбаться.
– У вас тут так интересно, - промолвила она.
– Как в музее. Но, говорят, нельзя слишком долго жить среди кукол. Они отнимают сердце. В детстве у меня было мало игрушек.
– Почему?
– машинально спросил Владислав.
– Не знаю. Так воспитывали.
– Пожав плечами, девушка прошлась по мастерской.
– А вот своей любимой игрушки я здесь что-то не вижу.
Наконец-то Драгуров сообразил, что девушка пришла забрать заказ.
– Как ваша фамилия?
– Он достал регистрационную тетрадь, открыл на последних страницах.
– Караджанова.
Пока Драгуров листал тетрадь, девушка заглядывала через его плечо, и он чувствовал тонкий запах духов. Странно, Владислав считал себя более стойким мужчиной, не способным терять голову при виде смазливого личика или стройной фигурки. Но тут было что-то другое. Девушка нагнулась ещё ближе и показала пальчиком в запись, сделанную четыре дня назад.
– Вот он, мой дед. "Металлический мальчик с луком и лютней". А... где же сама игрушка?
Драгуров вдохнул воздух, поскольку все это время почти не дышал.
– Хотите кофе?
– неожиданно для самого себя спросил он.
Девушка немного помедлила, зеленые глаза взглянули чуть удивленно.
– Хочу, - просто ответила она.
4
– Вот этот негодяй, - ткнул пальцем в сторону сухощавого молодого человека Клеточкин.
– Леша, иди сюда!
Карина представляла себе сценариста несколько иначе, более солидным, что ли, а тут к ней направлялся совсем юноша с курчавой бородкой, спутанной гривой соломенных волос и ускользающим взглядом. Передвигался он как-то лениво, будто размышляя над каждым последующим шагом или будто любое лишнее движение вызвало у него отвращение. О своей внешности, судя по всему, он заботился мало. По пути успел пару раз остановиться, небрежно закурить, обмолвиться с кем-то несколькими фразами.
– Ползет как черепаха, - проворчал Клеточкин.
– Дармоед. Как он тебе?
– Вроде бы ничего. Хватит ругаться.
– Я ведь любя. А где, кстати, твой муж?
– Он не придет. Влад не хочет с тобой работать.
– Почему?
– Спроси у него сам, если надо.
– Карина коснулась протянутой ладони сценариста, вялой и прохладной.
– Угу...гм-м...
– промычал что-то нечленораздельное Колычев.
– А я - гым-м...ага...
– ответила Карина.
Сценарист улыбнулся.
– Вот и познакомились, - сказал Клеточкин, переводя взгляд с одного лица на другое. Что-то заинтересовало его, и он точно так же, как только что они, добавил: - Гм-м... гм-м... Ладно, вам есть о чем поговорить. А меня продюсер ждет. Юра!
– крикнул он занятому работой оператору.
– Кончишь снимать, иди в дирекцию - жду тебя там.
Любомудров, оторвавшись от камеры, помахал Карине рукой. Они все тут хорошо знали друг друга. И только Алексей Колычев производил почему-то впечатление инородного тела, как брошенная в кипящий работой муравейник личинка мухи. И, наверное, сам отлично понимал это, поскольку губы его то и дело кривила ироническая и слегка застенчивая улыбка.
– Извините, - произнес он вдруг.
– За что?
– удивилась Карина.
– Так... просто. Мне показалось, что я вас чем-то обидел.
– Нет.
– Ну, тогда заранее. Вперед. Может быть, расстрою в будущем.
– Мне бы этого не хотелось. Господи, мы говорим о какой-то ерунде.
Карина почувствовала, что начинает сердиться, - не столько на него, возомнившего о себе невесть что, сколько на себя. И все потому, что никак не могла уловить его взгляд: он скользил в сторону или вниз, хотя сам сценарист каким-то внутренним зрением изучал её - это ощущалось всей кожей. Она даже испытала какое-то неприятное жжение внутри, около сердца. Странно, но он не походил на других людей, с которыми ей доводилось встречаться.
– Как вас занесло в кино?
– несколько раздраженно спросила Карина, не зная о чем вести речь, хотя до последней минуты ей хотелось расспросить его о многом: например, откуда взялась идея сценария, какой он видит роль Селены в фильме, что он вообще, черт возьми, собой представляет?
– Пишу, и все. А вам этого мало?
– грубовато ответил Колычев. Окончил ВГИК. Что еще? Не женат.
– Достаточно. Мне пора.
– Погодите!
– Он ухватил её за руку.
– Мы ещё не договорили.
– Разве?
– Карина задержалась, наконец-то взглянув ему в глаза: они были серые, влажные, как два камешка в прозрачном ручье. И уходить расхотелось.
– Вам хоть понравился сценарий?
– Не совсем. И не все. Но впечатление производит.
– Это моя десятая попытка. Предыдущие девять пылятся на полках. Честно говоря, не уверен, что и сейчас фильм пойдет.
– Клеточкин другого мнения.
– А-а! Коля...
– махнул рукой Колычев.
– Знаете, что? Не могу я тут торчать, как фонарный столб. Пойдемте найдем какой-нибудь укромный уголок и потолкуем.
– Согласна, - ответила Карина.
5
Света Большакова относилась к Герасиму как к младшему брату. Вообще-то ей всегда нравилось возиться с детьми и воспитывать их: она мечтала стать учительницей и знала, что будет поступать только в педагогический вуз. Гера никак не поддавался перевоспитанию и хороших манер не усваивал, но она не отчаивалась, упорно добиваясь поставленной цели - сделать из мальчика человека идеального во всех отношениях, грамотного и полезного обществу. Все задатки для этого у него есть, считала она. Просто надо помочь раскрыть их. И перевоплощение гадкого утенка в лебедя станет её первым успехом на педагогическом поприще. Несмотря на разницу в возрасте, они были сильно привязаны друг к другу, и хотя Света иногда вела себя с ним чересчур строго, но никогда не ругала и не отталкивала.
Вот и сейчас она обрадовалась, увидев его в больничной палате вместе с Галей. "Это даже хорошо, что у него появилась подружка, - подумала она. Девочка умная и интеллигентная, а в этом переходном возрасте у них появляется интерес к противоположному полу. Надо бы дать Гере какую-нибудь книжку на эту тему, а то он совсем ничего не знает..." Сама Света уже добралась до Песталоцци и осваивала Гельвеция. Но тотчас поймала себя на "преступной" мысли о том, что скучает не по своему юному воспитаннику и даже не по родителям, приходившим вчера, а по любимому ротвейлеру, и обрадовалась бы его появлению здесь гораздо больше.