Аккорды кукол
Шрифт:
Вскоре я понял, что именно мне предстоит покинуть стены хранилища. Было ли это случайным выбором или же преднамеренным, не ясно. Но в тот же вечер состоялась прощальная месса, где я был погружен в чан с кровью, обретя благодаря этому дополнительные силы, которые пригодились бы на долгом пути. Некий трансильванец первым начал слизывать с меня кровь, за ним последовали и другие. Но кто должен был меня сопровождать? Тут молча выдвинулись двое - мужчина и женщина, которых я прежде не видел..."
4
Драгуров перевернул страницу, но Снежана больше не хотела слушать.
– Ну все, довольно, - потребовала она, вновь принимаясь
– Какая ерунда!
– Возможно, - сказал Владислав, хотя думал иначе. Впервые он почувствовал, что прочитанное имеет некий тайный смысл. И если вникнуть в него непредвзято, отбросив уже существующие и понятные истины, то вскроется сердцевина, словно мозг грецкого ореха, освобожденного от скорлупы. Но сейчас и ему тоже не хотелось копаться на дне илистого пруда в поисках откровений.
Сквозь зашторенные окна в мастерскую вступал рассвет.
– Хочешь, отвезу тебя домой?
– спросил Драгуров.
Девушка отрицательно покачала головой, но он уже и сам понял, что сказал глупость. Куда она вернется? В квартиру, где неизвестно что ожидает? Где будет звонить телефон, напоминая о смерти деда? Но привезти её к себе также не представлялось возможным. Значит, надо оставаться здесь. Выждать время, собраться с мыслями.
– Мы с тобой как потерпевшие кораблекрушение, выброшенные на необитаемый остров, - с усмешкой сказал он.
– Трое, - поправила Снежана, гладя котенка. Что-то с ним происходило не то: он вновь вздыбил шерсть, выпустил когти, и девушка поспешно сбросила его с колен.
– Противный, чулки порвал.
Драгуров не стал защищать котенка. Включив маленький телевизор, он настроил антенну - хотелось узнать какие-нибудь новости о разрушенном накануне доме. Но на экране плясали, сотрясая воплями воздух, марионетки, похожие не то на мужчин, не то на женщин, потом появилась качающаяся голова политического обозревателя, изрекавшего прогнозы и утешения, затем пошел репортаж о приеме на государственном уровне - опять куклы, изображающие людей, и снова - песни и пляски. Наконец, прогноз погоды - обещались солнечные дни.
– Значит, жди урагана, - заметила Снежана.
– А хорошо бы, если бы Москву завалило деревьями.
– Ты думаешь, пора?
Диктор на экране говорил теперь о курьезных происшествиях, случившихся в столице за последнюю неделю. Гибель людей в число этих происшествий не входила. Пока ещё смерть не стала объектом курьеза, хотя по всем показателям уже приближалась к этому.
– А вот ещё одно интересное сообщение, - продолжал диктор.
– Вчера утром в районе Сретенки строители подземного туннеля наткнулись на кладку фундамента древнего здания, которого давно нет. В засыпанном подвале они обнаружили старинный сундук, вы видите его сейчас на экране. Этот купеческий "ящик Пандоры", как назвал его один остроумный человек, безуспешно пытались вскрыть, пока не приехали специалисты-архивариусы. Телезрители, конечно, ожидают от нас сенсационного сообщения? Напрасно. Ни золота, ни каких-либо свитков из библиотеки Ивана Грозного там не оказалось. Что же тогда? Игрушки, куклы, созданные, по всей видимости, в прошлом веке. Но все они сохранились в прекрасном состоянии, хоть сейчас выставляй на продажу в "Детском мире". В мэрию уже поступило предложение выставить эти куклы на аукцион...
– Бергер!
– выдохнул Драгуров.
Снежана встала рядом, не понимая, почему Владислав вдруг словно прирос взглядом к экрану и побледнел.
Скрипнула дверь.
– Можно войти?
– раздался довольно противный голос.
5
Галя пришла в себя только на улице, что-то отвечала Людке и Герасиму, кивала, когда они обращались к ней, но смысл их слов ускользал, поэтому фразы казались обрывочными и глупыми. Она улыбнулась и хихикнула. Людка выразительно посмотрела на Геру, покрутив пальцами у виска, и это позабавило Галю ещё больше. О том, что уже произошло и продолжало твориться в подвале, ей не хотелось ни думать, ни вспоминать. Ей почему-то сейчас вообще казалось, что все это было во сне. Она там просто уснула, а пришли Гера с Людкой и вывели её на улицу.
– А как вы тут очутились?
– спросила она.
– У меня предки уехали, - фыркнула Людка.
– Я и к тебе заходил, - сказал Гера, снисходительно улыбаясь.
– Домой. Сначала я не поверил твоей матери, думал, она врет, что тебя нет и всю ночь не было, а потом...
– Потом он увидел, что в коридор вышел какой-то мужик в трусах, хихикнула Людка, которой Гера, очевидно, уже все рассказал.
– Но не твой отец. И все стало ясно. Раз мать принимает дома любовника, то, значит, ни мужа, ни дочки нет.
– Не понимаю, - глупо улыбаясь, сказала Галя.
– А чего тут понимать?
– разозлилась Людка.
– Не строй из себя дурочку-то! И вообще, Герка, чего ты с ней столько возишься? В королевы готовишь?
– А ты бы сама хотела ей стать?
– отозвался тот.
– Твое место другое, запомни. Первой ведьмы, если хочешь. А нет - переведу к крысам.
– Ладно тебе, - надулась Людка.
– А чего мы ушли?
Гера не ответил. Он подошел к скамейке, стоявшей возле подъезда, перегнулся через спинку и вытащил припрятанный картонный пакет с ручками.
– На!
– протянул его Людке.
– Тут все: курево, клей, колеса, водка и пожрать. Отнеси им, в подвал. Дылда знает, что делать дальше. Но и ты проследи за ним, чтоб не заносило.
"Зачем в подвал?" - подумала Галя, но вслух ничего не сказала.
– Все, вали!
– жестко произнес Гера, глядя на Людку.
Недовольно скривившись, та взяла пакет, обожгла Галю взглядом и ушла.
Рассвет только-только начинал выступать из-за лесного массива, словно неукротимое войско, пробудившееся и готовое к битве - последней и решающей. Но эта битва была не первой и не последней, она начиналась и заканчивалась каждый день. Победа и поражение шли рядом, а убитые исчезали в ночи...
Галя шагала рядом с Герасимом, не имея никакого представления, куда они направляются. Она смотрела на него сбоку и удивлялась происшедшей в нем перемене. Вроде бы ничего не изменилось - тот же рост, волосы, нос, овал лица, губы. И в то же время что-то не так. Вся эта ангельская внешность чуть исказилась, словно сквозь слой румян проступила мертвенная бледность. Светлые вьющиеся волосы распрямились и казались седыми, нос заострился, пухлые губы жестко поджаты и краснее обычного, желваки играют на скулах... Исчезли куда-то царапины на щеке. Твердая поступь, широко развернутые плечи, глаза, сосредоточенные, обращенные внутрь, где он видит то, что недоступно другим. Он не просто выглядел старше. На мгновение показалось, что Гера вообще состарился в считанные секунды, лет на пятьдесят, превратившись... Да это же директор их школы, Филипп Матвеевич! Даже голос звучит так же ворчливо, как у того.