Актуальные проблемы Европы №2 / 2018

Коллектив авторов

В-третьих, в последние три десятилетия многие традиционные политические партии попытались расширить свою социальную базу. Социалистические и социал-демократические партии с 1990-х годов переориентировались со своей традиционной базы – рабочего класса – на средние городские слои, заявив о себе как о партиях, которые отстаивают интересы всего населения. Одними из первых на этот путь ступили английские лейбористы во главе с Тони Блэром и немецкие социал-демократы во главе с Герхардом Шрёдером. В начале XXI в. к ним присоединились французские социалисты. Однако новая стратегия не оправдалась, поскольку социальная структура общества изменилась, средние слои стали более фрагментированными и многие их представители утратили прежний социальный

статус. Размывание среднего класса стало подлинной трагедией для традиционных левых и левоцентристских партий, многие из которых в европейских странах оказались на грани выживания.

На этом неблагоприятном фоне окрепли праворадикальные и леворадикальные популистские партии и движения, которые обещают «остановить время» 2 (статья А.В. Белинского). Для многих европейцев голосование за популистов стало формой протестного голосования, кто-то поддерживает их из идеологических соображений. Последние выборы в странах Западной Европы свидетельствуют о росте их популярности. Этим вопросам в выпуске журнала уделяется большое внимание. Укрепление позиций правых радикалов в странах Западной Европы способствовало общему сдвигу политического спектра вправо. В Австрии ксенофобия и национализм, которые отстаивает Австрийская партия свободы, фактически легитимированы. На парламентских выборах в октябре 2017 г. победила Австрийская народная партия, в ходе предвыборной кампании значимо усилившая антииммигрантскую риторику.

2

Цит. по: Krastev I. Pourquoi tout a chang'e // L’Obs. – P., 2017. – 15–21 juin, N 2745. – Р. 92.

Завоевывают новые позиции на политической арене и леворадикальные партии. В январе 2015 г. к власти в Греции пришла партия «Сириза», созданная на основе троцкистской и коммунистической партий. Ее лидер 40-летний Алексис Ципрас возглавил правительство, которое находится у власти по сей день. Под впечатлением успехов «Сиризы» в Испании объединились крайне левые, троцкистские, антикапиталистические партии и движения. Они создали партию «Подемос» («Мы можем»), которая представлена в парламенте. Во Франции под влиянием испанского и греческого опыта Жан-Люком Меланшоном была создана Левая партия, а накануне президентских выборов – сетевое движение «Непокоренная Франция». В первом туре выборов за Меланшона – небывалый рекорд для крайне левых – проголосовала пятая часть избирателей.

Усилилось влияние националистических, сепаратистских, борющихся за автономию своих регионов политических партий. В Каталонии в октябре 2017 г. по инициативе сепаратистов, возглавивших правительство автономии, и вопреки запрету центрального правительства был проведен референдум о независимом статусе региона (статья С.М. Хенкина). В Италии в октябре 2017 г. в двух регионах – Ломбардии и Венето – состоялись консультативные референдумы в поддержку большей автономии областей. За автономию Венето высказались 98,1%, за автономию Ломбардии 95,3% проголосовавших (статья Т.В. Зоновой).

С начала XXI в. праворадикальные и леворадикальные партии во многих странах Западной Европы из несистемных превратились в системных политических акторов. Конвертация несистемности в системность в различных странах происходила по-разному, а где-то и вовсе не произошла. На сегодняшний день сложно представить, чтобы в ФРГ праворадикальная «Альтернатива для Германии» вошла в политическую коалицию с другими партиями. В стране, которая в 1930-е годы прошла через опыт фашизма, союз с правыми радикалами недопустим по политическим и моральным соображениям. Однако в будущем не исключено, что «стеклянный потолок» может быть разбит: сегодня депутаты от «Альтернативы для Германии» уже заседают в бундестаге, на выборах 2017 г. за АДГ проголосовали 12,6%

избирателей.

В Австрии, в отличие от Германии, где масштабная денацификация не проходила, подобных политических и моральных ограничений не существует. Австрийская партия свободы возникла в 1950-е годов, и в обществе к ней относятся как к обычной партии. В декабре 2017 г. в стране создано коалиционное правительство, в которое вошли ее представители. Национальный фронт во Франции в начале 2010-х годов стал той партией, которая услышала чаяния социальных сил, оставленных на произвол судьбы всеми другими политическими структурами. Президентские выборы показали, что препятствия на пути Ле Пен к вершинам власти пока сохраняются, но при этом вс"e большее число французов рассматривают НФ как обычную партию.

Появление новых акторов на политической арене меняет конфигурацию политического пространства. В ряде стран Западной Европы, где существовала двухпартийная система, происходит переход к многопартийности. Площадкой политического эксперимента стала Италия, где переход от однопартийности к многопартийности начался еще в 1980-е годы. Значительно позже, в 2015 г., на парламентских выборах в Испании «Подемос» получил 21% голосов. Появились и другие политические партии и движения, успешно выступающие на выборах. «При этом, – пишет С.М. Хенкин, – реальная многопартийность не окрепла, партийно-политическая система находится на перепутье». К концу второго десятилетия XXI в. двухпартийная политическая система была сломана во Франции (статья Н.Ю. Лапиной). Одновременно появился шанс у центристов, которые на протяжении истории Пятой республики пытались найти собственное место в политическом пространстве (статья Д.В. Шмел"eва).

На этом фоне исключением является Великобритания, хотя в последние десятилетия партийно-политическая структура и здесь была подвержена изменениям. В 1970-е годы в результате расширения прав регионов и побед, одержанных региональными партиями на выборах, жесткая биполярность эволюционировала в сторону большего плюрализма. При этом партийно-политическая система Великобритании продемонстрировала «способность приспосабливаться к стремительно меняющимся реалиям современного этапа развития» и остается достаточно устойчивой (статья И.Г. Ковалева). Двухпартийная система сохраняется и в Португалии, несмотря на то что начиная с 2011 г. в стране развивались мощные гражданские движения протеста и появились новые партии (Г.И. Кутырев).

С переходом от двухпартийности к многопартийности политическая неопределенность возрастает, вс"e сложнее партиям-победителям после выборов сформировать устойчивые правительственные коалиции. В Италии в течение десяти месяцев партии, победившие на парламентских выборах, не могли создать правящую коалицию. В ФРГ, где выборы в бундестаг прошли в сентябре 2017 г., создать правительственную коалицию к концу года так и не удалось. Несмотря на стремительные перемены, происходящие на политическом пространстве Западной Европы, вопрос о верности демократии не ставится. Даже правые и левые радикалы сегодня подчеркивают свою привязанность к существующему политическому порядку.

Российский опыт политического строительства сложно сравнивать с партийно-политической структурой западноевропейских стран. «Определяя точку развития, в которой находится партийная система сегодняшней России, придется констатировать, что мы не доросли до той стадии, которую страны Центральной и Восточной Европы переросли еще в 1990-е годы», – пишет Ю.Г. Коргунюк. Анализируя пространство противостояния в современной России, автор подчеркивает, что если в странах Европы социально-экономические вопросы «постепенно уступают место вопросам глобализации и международной интеграции, то наша повестка дня смотрит не в будущее, а в прошлое». А главное – в России до сих пор нет окончательного решения вопроса о том, по какому пути развиваться стране – демократическому или авторитарному (статья Ю.Г. Коргунюка).