Аквариум
Шрифт:
— Где мы? — прошептала Настя.
Хороший вопрос…
Я повернулся, чтобы спросить у Лешего, но того в пещере не оказалось. Снова посмотрел на Настю, не зная, что сказать, но оказалось, что говорить уже ничего не надо. Она спала. Крепким, здоровым сном. На лице застыла легкая улыбка. Я долго с нежностью рассматривал любимое лицо, наслаждаясь пониманием того, что теперь все должно быть хорошо, пока сзади не раздался звук шагов и хриплый голос Лешего.
— Да, Егор… Вот так пацан у вас подрастает! Если б не он…
— Уже в курсе. — ответил я. — А это правда пацан?
— Правда. — с усмешкой ответил Леха. — Богатырь…
Только после
Я скакал вокруг, требуя объяснений, а тот отмахивался, типа — не время, потом все объясню, ты еще не готов, а когда я психанул и хотел отправиться осматривать окрестности пешком, напомнил мне, что я теперь не совсем человек и, чтобы получить достоверную картину окружающего мира, вовсе необязательно куда-то ходить. Можно тупо сесть перед костром, погрузиться в транс, а потом оторваться от тела и взмыть в космос. Даже подсказал, как это сделать. Ну я и взмыл…
Получил картину мира. Только вот вопросы вместо того, чтобы исчезнуть, наоборот, сильно увеличились в числе…
Таким образом, осознав, что от Лешего ни одного ответа на них я сейчас не получу, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться, я нетвердой походкой отправился в пещеру, проверить Настю. Та все также спала, свернувшись калачиком и опять чему-то улыбаясь во сне. Я накрыл ее своей рваной и прожженой во многих местах камуфляжной курткой, так как Настина одежда была буквально насквозь пропитана кровью, присел рядом и осторожно взял ее за руку. Сидел, любовался ее лицом. Постепенно на смену непониманию и обиде пришло чувство умиротворения и счастья. Внутри потеплело, а сердце начало ныть от нежности.
Да, блин! Любовь…
Даже не представлял себе никогда, что можно так любить. Точнее, вообще, не понимал, что такое любовь. Ведь это вовсе никакое не чувство. Не состояние души. Любовь — это действие. Действие, заключающееся в том, чтобы постоянно делать любимого человека счастливым. Отдавать и отдавать. Причем, совершенно бескорыстно, ничего не ожидая взамен. Все, кого я оставил в прошлой жизни — жена, до нее была пара девушек, с ними все было неправильно. Я все время чего-то от них ждал. Наделял их качествами, совершенно им несвойственными, и не понимал, почему они не оправдывают моих ожиданий. Не понимал, злился, обижался. А потом пил водку, не осознавая, что они просто — другие. Не такие, какими я хочу их видеть. И не дают они мне то, что я от них жду, не потому, что плохие или жадные, а потому что, не могут дать мне что-то, чего у них в принципе нет. И так было во всем, со всеми людьми вокруг меня. То есть, не только в любви…
Да и не любовь это была вовсе, а мой доведенный до абсурда эгоизм. Эгоизм и страх. Все тот же страх… Страх не получить или страх потерять. То есть, большую часть своей жизни, с тех пор как в моей голове начали гудеть тревожные пчелы, а в крови — циркулировать этиловый спирт, я практически и не жил. Потому что все свое время я находился или в прошлом, где были сплошные обиды, злоба и неудовлетворение, или в будущем, в котором жил страх. А то единственное место, где я должен был быть, то есть — здесь и сейчас, очень редко мною посещалось. Я сам лишил себя возможности наслаждаться этим «здесь и сейчас».
Забавно, что такие рассуждения настигли меня теперь, когда я в буквальном смысле нахожусь в прошлом, далеко-далеко от всех знакомых мне людей и моих смешных обид на них. Однако, как есть, так есть…
Чтобы полностью переосмыслить свою привычную жизнь пришлось оказаться вне ее. В жизни совсем непривычной.
Вот и все. Другого нет. Разве, что мои чувства к дочери… Но там тоже этого самого эгоизма, как говна за баней. Я всегда в первую очередь переживал из-за того, как мне будет плохо без нее, если уж быть совсем честным перед самим собой, а только во вторую — думал непосредственно о ней…
Хотя, здесь я может и перегибаю в своем самобичевании, все-таки родительская любовь — это немного другое. Сложный вопрос…
Зато по поводу вышеперечисленного — все истинная правда. Откровение о самом себе, постепенно копившееся во мне еще там, в Аквариуме, но вдруг обретшее плоть мыслей здесь, рядом со спящей Настей.
Да и на Лешего я совершенно зря окрысился. Что бы он там не говорил, живы мы, только благодаря ему. Так что не орать надо, а в ноги кланяться…
Вот такое духовное прозрение…. Неприятно, противно, зато честно. И еще — очень неожиданно. Наверное, сказался дикий стресс, когда я думал, что потерял Настю. Активировал мозг, заставил наконец абсолютно трезво взглянуть на себя со стороны в правильном ракурсе, подаренном мне теми ресурсами, что пылились за преодоленными барьерами подсознания…
Сидел так, закрыв глаза, минут десять, осознавая каким дерьмом я был раньше, насколько неправильно жил и воспринимал мир вокруг… Как ни странно, мне стало легко и хорошо. Наверное, от понимания того, что все дело в самом себе, а не в других. Других изменить под свои хотелки невозможно, а вот работать над собой очень даже можно. Бесконечно и плодотворно. Я этим, в принципе, уже год как занимаюсь…
Наконец, вернулся к костру. Леха оторвал взгляд от пламени и посмотрел на меня так, словно это он только что провел у меня в душе моральную ревизию, а не я сам. Понимающе усмехнулся, потом спросил:
— Ты поспать-то не хочешь, черепашка-ниндзя? Сколько суток на ногах?
— Не помню. — ответил я. — Около четырех вроде…
— То есть, опять пытать меня пришел?
— Нет. Просто сказать, спасибо. Поздновато, конечно, через три дня…
— О как! — радостно удивился Леший. — Молодец! Растешь, Егорка! В себе поковыряться тоже бывает полезно. Эволюционировать духовно — это хорошо. Только в меру, конечно… А то можно такого в себе накопать, что только пулю в лоб потом.
— Нет. — покачал я головой. — Мне пулю в лоб нельзя. У меня невеста на сносях. Ответственность и все такое…
Тот заржал и ненадолго стал самим собой. Превратился в того самого Леху, с которым мы плечом к плечу валили Уродов и топтали пыльный асфальт в Аквариуме.
Наконец замолчал. Снова уставился на огонь, глаза стали нездешними и пустыми, словно он тоже отправил душу в полет, оставив тело здесь. Я устало привалился спиной к здоровенному прохладному камню, завороженный танцем горячих ярких лепестков, вытянул ноги и застыл. Мне было все равно. Пусть летает, где хочет…
Звенящую ночную тишину нарушал лишь громкий треск сгорающих веток, высекающий из костра снопы искр, и пронзительные крики какой-то доисторической птицы, изредка доносившиеся из лесной чащи. А может и не птицы. Интересно, динозавры уже вымерли? Я, когда в облаках витал, все больше человеков пытался обнаружить… Я закрыл глаза и тут же начал проваливаться в сон. Однако, уснуть не получилось. Быстро вернувшийся из неведомых далей Леший громко сказал: