Аквариум
Шрифт:
Я проснулся от собственного крика. И боялся снова уснуть. Если сон повторится, к утру я сойду с ума или умру.
Выпив чуть ли не целую бутылку воды и выкурив две сигареты, после которых во рту остался гадкий привкус, я был близок к тому, чтобы снова позвонить Матиасу Беку и объявить: «С первым апреля, мы тебя нагрели! Мы с ней спали дважды и собирались проделать это еще тысячу раз. Она умерла, принадлежа мне. Забудь свою Санди и иди к дьяволу». Я даже снял было телефонную трубку, но потом снова повесил на рычаг.
В
Я устроился на полу, прислонился спиной к стене и уставился на окна «аквариума» — мне хотелось хоть раз увидеть, как она спит и как начинает свой день. Но, проснувшись через некоторое время от боли в спине и ломоты в ногах, я увидел, что она уже открывает холодильник, собираясь завтракать.
Поднявшись, я принял душ и оделся. Больше всего мне хотелось наблюдать за ней, но было неловко: ведь она никак не защищалась от моих взглядов. И я вышел из дому. Позавтракал в кафе, собрался было почитать, но не пошло, и часа через два поймал себя на том, что весь в испарине стою перед дверью собственной квартиры, задыхаясь после чересчур поспешного подъема.
Она как раз взяла в руки малярный ролик, собираясь закрасить белой краской оба послания. Я видел лишь ее руки и верхнюю часть спины — то, что находилось выше спинки кресла. Похоже, на ней не было никакой одежды.
Краска не ложилась. После первого прохода она начала все сначала — из-под слоя свежей белой краски проступали розовые буквы. Следовало бы дождаться, пока краска высохнет. То ли она впервые в жизни этим занималась, то ли оказалась слишком нетерпеливой, чтобы пятнадцать минут подождать.
Женщина не была совсем голой — вокруг тела обвязано большое полотенце. Пока она с усилием отдирала от пола разложенные на нем газеты и, собрав их вместе, отвозила в прихожую, полотенце несколько раз развязывалось, и я видел ее груди. Я отворачивался, — ведь она знала, что я смотрю.
Потом меня вдруг охватило чувство, что наблюдают за мной. Будто она тоже смотрела на меня: спиной, затылком, локтями, бог знает чем еще. Она уверена, что я на нее смотрю, а это то же самое, как если бы она меня видела. Словно меня поймали с поличным. Это чувство не оставило меня даже тогда, когда она проехала в ванную и закрыла за собой дверь.
Некоторое время я раздумывал, а не отправиться ли мне куда-нибудь, хотя и не мог придумать куда, более того, знал совершенно точно, что на самом деле не хочу уходить из дома. Просто мне казалось, что следует поступить именно так: ведь то, чем я занимаюсь, — вторжение в ее частную жизнь. Но туг дверь ванной открылась, и она появилась в гостиной. Полностью одетая. В синее.
Резким движением она отбросила мокрые волосы назад, приблизилась к компьютеру, включила и опять взяла со стола красный маркер. Когда она впервые воспользовалась им, чтобы
ОШИБКА! ЗАКЛАДКА НЕ ОПРЕДЕЛЕНА.
Потом вернулась к компьютеру и уставилась на экран.
Несмотря на все его семьсот пятьдесят мегагерц, моему компьютеру понадобилось довольно много времени, чтобы загрузиться. Я открыл программу работы с электронной почтой и ввел ее адрес.
И сидел, не написав ни слова.
Привет, как дела? Идиотизм. Мне очень жаль, что тебя обокрали? Не пойдет. А вы давно поняли, что я за вами наблюдаю? Ну не с этого же начинать! Несколько минут я сидел перед экраном, не в силах набрать ни слова, пока вдруг не решился. Я быстро напечатал: «Вы сохранили файл на дискете или все, что вы написали раньше, пропало?»
Затем немного поразмыслил, не стоит ли что-нибудь добавить — представиться, извиниться, попрощаться, как это принято, — но, так ничего и не придумав, отослал сообщение.
Стал ждать ответа.
Взяв себя в руки, я решил не подниматься из-за стола и не смотреть, пишет она или нет. Просто сидел перед экраном, пока не раздалось наконец характерное «арпеджио» — звуковой сигнал, извещавший о том, что пришла почта.
«Файл был сохранен на дискете, которая осталась в компьютере. Она тоже пропала».
Что написать? О чем спрашивать незнакомую женщину, которая знает, что ты уже несколько недель подсматриваешь за ней? Что ей рассказать? Прошло несколько минут, прежде чем я напечатал: «Полицейский сказал — они давно перебрались через границу».
Отослав это, я снова стал ждать.
Потом прочитал: «Отличный ноутбук. Спасибо».
«Вы примете его в качестве извинений?»
«Как тебя зовут?»
«Барри».
«Привет, Барри».
Я решил, что глупо называть ее на вы, если она игнорирует эту форму вежливости, и написал: «А тебя?»
«Джун».
«Ты американка?»
«Папаша был американцем, а мама — немка. Я родилась в Германии и в школу тоже здесь ходила. В США жила всего два года. Так что никакая я не американка. А ты? Англичанин?»
«Нет, местный. Что ты печатала? Курсовую работу?»
«Если честно, сама не знаю. Просто записывала, что делаю, чувствую, о чем вспоминаю. Размышляла о своих надеждах и о том, что это вообще значит — жить на колесах после того, как тридцать лет передвигалась самостоятельно. Наблюдения над самой собой. Исследование. Хотела перечитать потом. Чтобы ничего не забыть».
«И теперь начнешь сначала?»
«Не знаю. Слишком много восстанавливать. Это будет уже неправда, если я стану снова писать по памяти. И все же вчера я опять приступила. А ты? Что делаешь целыми днями? Кто ты по профессии? У тебя есть жена, дети? О чем думаешь, глядя, как я сижу тут наверху в полной тишине, нарушаемой только щелканьем клавиатуры и скрипом колес? Ты видишь, как у меня тихо?»