Аквариум
Шрифт:
Как дела у Аннергет? Осталось у нее хоть что-нибудь, ради чего стоит жить? Друг? Просто приятели? Те, кто в ней нуждается? Не звучит ли в тишине и ее дома отчаяние?
Почему-то я был уверен, что старая дама умерла. Двое визитеров спокойно ходили по квартире. От их первоначальной робости не осталось и следа, теперь они усердно разбирали ее вещи. К ним на помощь пришла итальянка.
Я вспомнил, что у меня есть небольшая программа «Токер»,[18] которой я до сих пор не находил применения.
Я не стал сразу же высылать Джун приглашение, — не хотел ей мешать. «Может, напишу сегодня ночью, а может — завтра», — сказано в последнем письме. Что ж, заслуживает уважения. В вечернем небе огромное ярко-красное пятно с узкими полосками сиреневого и пурпурного постепенно через фиолетовый, серо-синий и серый сливалось с черной полосой. Нет, не черной. Просто темной. Никакой. Только снизу подсвеченной миллионами городских огней.
Джун печатала, и я видел ее лицо в бледно-голубом свете экрана. Интересно, свет она выключила из-за меня? Не хочет, чтобы я ее видел? Я решил больше на нее не смотреть, но к окну по-прежнему подходил каждые несколько минут. Ну конечно, она просто забыла включить свет — слишком погружена в свое занятие.
Люблю компьютерные новинки. Когда появляется что-нибудь впервые, мне тотчас же хочется поставить это на свой диск. Я сел за компьютер, подключился к Интернету и стал блуждать по сайтам с предложениями новых бродилок, игр, бесплатного и платного программного обеспечения. Пару раз мое увлечение уже приводило к серьезным последствиям для компьютера, но я ничего не мог с собой поделать. Когда прозвучало «арпеджио», я скачивал очередную совершенно ненужную программу, «штопающую бреши» в защите, с нетерпением ожидая конца загрузки. Джун написала: «Это слишком долгая история. Лучше просто поговорим. Давай?»
Мой ответ был краток: «Как тебя понимать? Ты приглашаешь меня к себе?»
Потом прочитал: «А ты этого хочешь?»
И написал: «Не знаю».
Джун проявила осторожность: «Зато я, кажется, знаю: не хочешь. Меня вполне устраивает, что я тебя не вижу. Но ты можешь себя описать».
От меня немедленно поступило предложение: «Можно выйти в чат и пообщаться в реальном времени. У меня есть программа. Хочешь?»
И прочитал: «Давай скорее!»
Следующие полчаса мы потратили на установку и запуск программы, поэтому наша переписка больше напоминала горячую линию «Майкрософт». Но потом, когда все наконец заработало, засветился значок, показывающий, что Джун в Сети, и я открыл соответствующее окно.
Барри. Ура, все работает!
Джун. Опиши себя.
Барри. Я уже старый, мне сорок шесть. Темные волосы, карие глаза, рост — метр восемьдесят два. Достаточно?
Джун. Худой? Толстый? Серединка на половинку?
Барри. Скорее худой, мне по крайней мере так кажется.
Джун. Кажется?
Барри. Хорошо, худой.
Джун. Особые приметы?
Барри: Никаких, за исключением тех, что убираются посредством бритья.
Джун.?..
Барри. Волосы на ушах. Каждые
Джун. Старый?
Барри. Я уже сказал.
Джун. Ну, твое описание оставляет желать лучшего.
Барри. Да, я не похож на Дэвида Хассельхоффа.
Джун. Значит, поверил?
Барри. Конечно. А что? Ты наврала?
Джун. На самом деле это был Патрик Суэйзи.
Барри. Так ты еще и врешь?
Джун. Иногда. Когда это ничему не вредит.
Барри. Впрочем, разницы я не вижу. Хотя не слишком хорошо их помню. А разве Хассельхофф и Суэйзи — это не один и тот же человек?
Джун. Хи-хи. Почти. Но только почти.
Барри. Все равно я не похож ни на одного из них.
Джун. Похоже на правду.
Мне хотелось спросить ее еще о чем-нибудь, чтобы только не прерывать нашу «перестрелку», но ничего не шло в голову. Раньше я заходил на разные чаты просто понаблюдать, как выпендриваются другие. А если и влезал в беседу, то чаще всего с какими-нибудь мелкими уточнениями или вопросами, не возбуждавшими особого интереса. Об этом свидетельствовали односложные ответы: долгий разговор не завязался ни разу. Может, я просто не нашел своего чата? Там, куда я заглядывал, некто непременно оповещал остальных, что чувствует себя совершенно разбитым после одиннадцати часов на работе и считает оставшиеся до отпуска дни; иногда кто-нибудь интересовался мнением собеседников о том или ином фильме.
Несколько минут я сидел у экрана, не отвечая.
Джун. Эй, ты здесь?
Барри. Прости. В голову лезут глупые мысли. Ты хотела о чем-то спросить?
Джун. Ты любишь музыку? Я спрашиваю потому, что считаю: работников шоколадной фабрики должно тошнить при одной мысли о сладком. Наверное, за свою жизнь ты наслушался музыки по самое «не могу»?
Барри. К счастью, ты ошибаешься. Я все еще слушаю музыку. Но между делом — никогда.
Джун. Если так, значит, тебе противопоказаны магазины. И общественные туалеты, а лифтом пользуешься только в дешевых гостиницах. Думаю, таких теперь не осталось.
Барри. Хотел сказать: когда есть выбор. Так кто же из нас воспринимает все по-мужски, то есть буквально?
Джун. Да уж стараемся изо всех сил.
Барри. Стараемся?
Джун. Ты кричишь? Это слово «стараемся» чуть не выскочило из компьютера. В чем дело?
Барри. Аллергия на общие места. Прости. Ты права — я кричал. Кто вместо «я» говорит «мы» — уклоняется от ответа.
Джун. Но это ведь разрешается.
Барри. Ха-ха!
Джун. А есть такая музыка, от которой тебе хочется выть?
Барри. Мало. Отдельные фрагменты. Сейчас это «No Apologies»[19] Джони Митчелл.[20]
Джун. Не знаю.
Барри. Не знаешь Джони Митчелл?
Джун. Этой песни.
Барри. А тебе? От какой музыки хочется выть?
Джун. «Cry for Ноmе»[21] Ван Моррисона.
Барри. Согласен.
Она замолчала. Но молчание Джун не огорчило меня. Я спокойно ждал, глядя в пустой экран. Без страха и нервозности. Я был спокоен и получал от этого удовольствие. Подождав немного, я задал следующий вопрос: «А для тебя музыка важна?»