Аквариум
Шрифт:
К счастью, музыкант спешил и, перебросившись со мной несколькими фразами об общих знакомых, планах на будущее и текущих занятиях, ушел по своим делам. Когда он удалился, я раскрыл «Шпигель», теперь уже остерегаясь смотреть по сторонам.
Поджидая вечно опаздывающего Карела у своего подъезда, я успел перейти улицу и бросить взгляд на таблички возле звонка в доме напротив. На самом верху прочел «Дж. Горди». Имя не было выбито, как полагается, на табличке под соответствующей кнопкой, а просто написано
— Восточная часть города меня вдохновляет, — заметил Карел, когда мы миновали Чекпойнт-Чарли.[24] — Половину ее составляет сверкающая каменная пустыня, другую половину — груды развалин. С ума сойти. И в Праге то же самое. Возвращаются былые блеск и цвет. Снова появляются красивые постройки.
— И давно ты стал обращать внимание на архитектуру?
— С тех пор как сам начал строить. Сейчас увидишь.
Мы наконец свернули с Ораниенбургерштрассе налево, на небольшую улочку с односторонним движением. Карел остановил машину, приткнув ее прямо за тремя огромными контейнерами со строительным мусором.
Ожидая увидеть обычный, пошло и безвкусно обставленный псевдороскошный бар, я был просто ошеломлен, когда, миновав недостроенную полутемную прихожую, где был свален всякий хлам: полиэтилен, лестницы, кисти и краски, — мы вошли в главный зал. Матовый блеск хрома, молочно-белые отделочные материалы, светло-зеленые сиденья и теплый красный цвет древесины в идеальных пропорциях привнесли в большое, почти квадратное помещение изящество и гармонию. Я не мог вымолвить ни слова.
— Ну как? — нетерпеливо спросил Карел. — Здорово?
— Старик, это просто фантастика! Это… даже не знаю… шедевр.
— Почти так же красиво, как у тебя.
— Лучше, старик, лучше. Я просто амбициозный дилетант, а вот парень, что тут работал, далеко пойдет.
— По-моему, он и так уже далеко пошел. Его гонорар составляет четверть от общей суммы затрат.
— Ты разорен?
— Если дело не пойдет, придется умаслить немало тупиц.
— Откуда ты взял это слово — «умаслить»? Я слышал его от своего отца, чуть ли не в двадцатые годы.
— И у меня был отец. Он тоже говорил по-немецки. Ты мог бы это знать, если бы хоть раз поинтересовался. Отец руководил камерным оркестром. Подходящая среда для подобных словечек.
— Звучит как упрек, или я ошибаюсь?
— Взгляни на санузел, — с гордостью произнес Карел, явно стремясь прекратить пикировку, и подтолкнул меня вперед.
Бар должен был называться просто «Лобби», и Карел собирался постепенно превратить его в настоящий клуб с постоянными членами. В перспективе планировал построить маленький крытый бассейн, библиотеку, зал с игровыми автоматами и комнаты для отдыха. Но в будущем. А сначала нужно было убедиться, что в бар пойдет публика, причем в достаточном количестве и с туго набитыми кошельками — настолько, чтобы можно было
— Тебе удалось невероятное, — продолжал восхищаться я за обедом. — Жму все четыре твои мужественные лапы и не сомневаюсь, что это — золотая жила.
— Вообще-то мне нужна женщина. — Он гонял клецки туда-сюда по тарелке.
— В таком интерьере можно менять их каждый вечер.
— Нет, этим я как раз сыт по горло. Лучше уж иногда помолчать, потому что все уже сказано, чем каждый Божий вечер таращиться на новое лицо. Разнообразие, если продолжается слишком долго, становится идиотизмом.
— Ты же всегда издевался надо мной за то, что я верен Сибилле.
— Я просто завидовал. Ты, оказывается, ничего не понимаешь в психологии.
Развивать эту тему мне не хотелось. Во всем, что говорил Карел в последнее время, ощущался какой-то подтекст. Будто я ему обязан. Мне это было не нужно.
Кажется, на сегодня общения с внешним миром достаточно. Меня уже тянуло назад, в гнездо орла, и я слушал Карела вполуха. Он рассказывал, что наши киношники заинтересовались, услышав от него про меня. Он-де не сомневается, что скоро я получу от них хорошее предложение.
— Прежде чем я окончательно разорюсь, — продолжал он, — ты будешь в состоянии оказать мне материальную поддержку.
— Отлично, — сказал я. — Но ты не разоришься. Если в Берлине наберется хотя бы пятьсот человек с хорошим вкусом и у тебя будет приличная кухня, с клубом «Лобби» ты станешь настоящей звездой.
— И, добавь, если человек в смокинге сможет получить здесь чистейший порошок.
— Ты серьезно?
— Конечно. Сценическая публика — а я хочу, чтобы у меня была сцена, — закидывается с самого утра и пока не упадет.
Перестав баловаться кокаином, я терпеть не мог все, связанное с наркотиками. Я видел своими глазами, как от порошка гибли люди. Много людей. Талантливые, способные привнести в этот мир что-то новое, они постепенно превращались в отмороженных халтурщиков. Причем очень быстро, иногда за несколько месяцев. Сам я завязал после четвертого приема, заметив, что без этой гадости уже не решаюсь приступить ни к какой серьезной работе. И мне пришлось туговато. Чертова отрава.
— И ты ничего не имеешь против? Карел пожал плечами:
— Как правило, нет.
— Я знаю, что мое дело — сторона, но все-таки скажу. Это дерьмо все тебе испортит. Все! У тебя не будет женщины, рано или поздно ты потеряешь деньги, придется забыть о работе и постоянно откупаться от бандитов. Полное дерьмо. Конец сообщения.
— Да брось, — возразил Карел, коснувшись моей руки. — Таким я тебя еще не видел. Вещаешь, как убежденный борец за справедливость.
— В том, что касается наркотиков, я и есть убежденный борец.
Молчание. Моя тирада еще витала в воздухе. Вообще-то с друзьями в подобном тоне не разговаривают. Так матери отчитывают своих детей. Или учителя — учеников.