Alatis. Наследие. Книга 1
Шрифт:
– Сколько вас здесь? – настаивал он.
– Я пришел один, чтобы…
– Да, да, да! – прервал он меня – Почтить память Льюиса Кокса. Я смотрю, ты хочешь казаться отважным. – продолжил Максвелл, потирая свой подбородок – Мне нужны такие приспешники. Не хочешь работать на меня?
– А кто ты? – неосторожно спросил я.
Он усмехнулся только губами, презрительно глядя мне в глаза.
– Глава Абсорбс Глобал Индастри. – произнес он, и мое сердце буквально ушло в пятки. От удивления у меня чуть ноги не подкосились, в голову ударила кровь и на мгновение я забылся. Но совладев с собой, я принял безмятежный и непринужденный вид, надеясь скрыть свою растерянность.
– Ничего ли ты
Он лукаво улыбнулся в ответ.
– Я знаю кто ты, и знаю, что в тебе течет кровь человека. Так что это будет всего лишь наполовину предательство. А дрожь в твоем голосе говорит мне о том, что тебе сейчас очень страшно.
– Никогда в своей жизни я не предам то, во что верю. – прошипел я.
– Тогда она продлится еще недолго. – засмеялся Максвелл.
– Не забывай, – прошептал я, подходя к Максвеллу – что случилось с предыдущим главой, считавшим себя самым умным и сильным.
– Фридрих был узколобым глупцом, Льюис – слишком слабым, чтобы убить кого-либо. Но не я.
– Чем же ты лучше их? У Льюиса хотя бы была совесть? А что есть у тебя?
– Ты сейчас поймёшь, что важно то, чего у меня нет. – спокойно ответил он.
Я засмеялся, не в силах сдерживать свою злость и презрение.
– Впрочем, не это важно. – добавил он – С завтрашнего дня всем твоим братьям лучше бы спать с оружием под подушкой, ну или как вы там спите.
– Не боишься, что со своими амбициями ты не доживешь и до завтра? – насмехался я.
– Во мне нету страха. Лишь ненависть. – пугающе спокойно и умиротворенно ответил Максвелл.
В его глазах сверкнуло лукавое самодовольство и в тот же момент он схватил меня мертвой хваткой за галстук и припёр к стволу дерева за моей спиной.
– И начну я мстить, – произнес он, доставая из пиджака пистолет, – уже сегодня.
Не теряясь в ситуации, я сообразил, что за спиной у меня есть кинжал, нужно лишь достать его. Максвелл приставил ствол к моей шее, когда я достал свой кинжал и замахнулся на него. Он успел увернуться, но я поранил его руку, и он выронил пистолет, при этом продолжая держать меня за галстук. Далее произошла некая путаница событий, в которой Максвелл пытался поднять свой пистолет, удерживая и пиная меня, а я пытался вырваться из галстука, сжимавшего мое горло и воткнуть кинжал в Максвелла. Никто из нас не собирался дать другому сделать желаемое, и Максвелл сковывал мои движения, а я не позволял ему дотянутся до оружия. Все длилось несколько секунд. В попытке отрезать ту часть галстука, которая была в руке Максвелла, он подбил мой локоть, и я непроизвольным движением сбил с его лица темные очки. Лезвие моего кинжала скользнуло по его лицу. Черные очки упали на сырую землю. Он отпустил меня и отшатнулся назад, а на его светлом гладко выбритом лице появилась тонкая алая полоса, тянущаяся от левой щеки через его губы к подбородку. В считаные мгновения алая нить превратилась в бурый поток крови. Кровь скапывала на воротник его белоснежной рубашки, стекала по его шее. Он схватился руками за лицо в надежде остановить кровь, но она просачивалась сквозь его плотно сжатые пальцы. Охваченный жутким ужасом, я бросился прочь, скрываясь в густых кустарниках и деревьях, боясь обернуться на него и увидеть погоню.
Я привык к тому, что меня могут и хотят убить, что я должен вредить и убивать во имя сохранения равновесия двух миров, но этот случай выбил меня из привычной колеи. Я не ожидал, что обычный человек, довольно приветливый и воспитанный, окажется жестоким главой Абсорбс Глобал Индастри, плевавшим на нормы приличия и мораль. Но хуже того были его слова о ненависти, которая теперь, должно быть, достигла своего пика. Я морально не был готов к еще одному убийству, и вовсе не хотел изуродовать его лицо.
Я не помню, как вернулся в братство и рассказал о всем настоятелю, как пришел в себя. Но помню, что долгое время после этой встречи мне снились кошмары.
Я обрек себя на гнев Максвелла. Мне еще не было неизвестно, что он из себя представляет, но уже тогда я уяснил, что моей семье не выжить, если о них узнает Максвелл.
Более того, новость, принесенная мне Реей несколькими днями спустя, сделала эти сны невыносимыми и заставила изменить свою жизнь еще сильнее.
4
Несколько дней спустя, когда все улеглось, я успокоился и решил проведать Рею. Скрывшись от чуткой заботы братьев под предлогом своего плохого самочувствия на почве тревоги, я удалился в свою келью. После случившегося я чувствовал себя чудовищем, бездушным и кровожадным; я не мог ни есть ни спать – ведь я изуродовал ни в чем еще неповинного человека, тем самым заставив его совершать в будущем самые ужасные поступки. И лишь Рея могла успокоить мою душу, даже не зная о случившемся
В это время осени темнело рано, что и помогло мне прибыть к Рее под покровом ночи. Этим радость осени для меня ограничивалась; сырой ветер, мокрая листва на асфальте и частые дожди вовсе не радовали мое сердце, напоминая о тяжелых временах моей жизни. Хотя, сама перемена погоды, когда с одной стороны небо сохраняло золотисто-голубой цвет, а с другой – приобретало пурпурно-синюшный цвет, и казалось, что два мира сталкиваются прямо у меня над головой – такое зрелище чрезвычайно радовало меня.
Я быстро добрался до дома Реи. В окнах ее спальни ярко горел свет и на подоконнике сияла синяя лампадка. Во всех прочих окнах стояла черная темнота. Тихо опустившись к ее окну, я взобрался на подоконник, снял маску, превратился в человека и осторожно ступил с подоконника на пол. В комнате громко играла заводная музыка. Стараясь не дышать, я прятался за шторами и пытался разведать обстановку в ее спальне. Отклонив тюль, я увидел полупустую спальню, заполненную картонными коробками, горы смятых газет, Рею и Даррелла, паковавшего предметы в коробки. Даррелл очень вырос и повзрослел: его янтарные глаза стали глубже прежнего, взгляд стал цепким и острым. Золотистые волосы стали еще гуще, а щеки розовее. Теперь он уже был одет как взрослый мальчик. Он стоял недалеко от Реи. Она сидела на полу на коленях и оборачивала маленькие фигурки бумагой. Она была в пижаме, ее волосы были туго скручены в пучок, на ее щеках горел румянец, и ее глаза сверкали, как прежде. Увидеть ее для меня уже было достаточно, чтобы тяжелый камень упал с моего сердца. Она услышала меня и обернулась к окну. Далее она сделала нечто, что удивило меня, но в то же время дало мне понять, насколько для нее важен Даррелл: Рея подозвала Даррелла к себе и закрыла ему глаза руками.
– У меня есть для тебя сюрприз! – радостно сказала она – Угадай, кто к тебе пришел?
После этого Рея подозвала меня к себе жестом, и раскрыла глаза сыну. Времени снимать накидку не было, и я предстал перед сыном в том виде, в котором выбирался из монастыря – в длинной черной накидке с капюшоном. (Хорошо хоть маску я успел снять!)
– Это мой папа? – радостно, но немного осторожно сказал он.
Я опустился перед ним на колено и обнял его. Он тоже обнял меня. Вдруг я почувствовал, что боюсь, что мой сын однажды не захочет меня обнять или же просто не узнает меня. Я зажмурился и крепко прижал к себе сына, сохраняя в своей памяти это мгновение. Каким же прекрасным он был тогда!