Алая нить
Шрифт:
Сержант произнес без всякого выражения:
– Сэр, с военным госпиталем в Тремоли связи нет. Сегодня утром его разбомбили.
Это была случайность, сказали ему. Немецкий «хенкель» сбился с курса и, удаляясь от места боев в Салерно, сбросил свой груз на Сицилию и угодил в госпиталь. Вскоре после этого он разбился в горах. Это было названо актом жестокости, хотя скорее всего пилот просто не разглядел красный крест на крыше здания. Судя по тому, как летел самолет, летчик был ранен и умирал за штурвалом.
Стивена взяли на борт разведочного самолета. Когда они приземлились, его
В воздухе висело огромное облако пыли. Все госпитальные строения были разрушены, и над развалинами бушевал огонь, придавая этому зрелищу еще более ужасающий вид. Он вдыхал запах гари. Под ногами хлюпала вода. Он шел среди развалин, ища хоть кого-нибудь, кто мог бы сказать ему, что Анжеле Драммонд удалось спастись.
– Убито восемьдесят процентов, – говорил водитель, – может быть, и больше: еще не всех нашли. Проклятые сволочи, бомбить госпиталь.
– Вообще-то список жертв есть, – крикнул ему офицер, руководящий откапыванием людей. – Там, на складе на Виа-Прессоли. Там принимают убитых для опознания.
Это, собственно, был склад мясных продуктов, где поддерживалась низкая температура. Он вошел, и его чуть не стошнило от холода и от запаха смерти. Медицинский работник протянул напечатанный на машинке список.
– Настоящий хаос, – сообщил он. – Половину погибших невозможно опознать. Сестры, пациенты, итальянки-уборщицы... Боже, капитан, это хуже всех боев, в которых я побывал.
Ее имя не значилось в списке. Он услышал, как санитар проговорил:
– Вот тут у нас личные вещи. Может быть, посмотрите?
Золотые часы в пятнах. В пятнах крови, и циферблат разбит. Стивен Фалькони вынул их из коробочки. Санитар взглянул на него.
– Узнали?
Ответа не было. Санитар вышел, оставив капитана одного. Пусть выплачется.
Глава 2
Утренний сырой туман рассеялся. Разгулялся прекрасный осенний день. Анжела уже забыла, как сияют на солнце яркие алые и золотые краски. Воздух чист и прохладен, после недавнего дождя пахло свежестью. Она так долго дышала пылью пустыни, что успела забыть и это.
Все казалось таким знакомым и в то же время таким необычным. Анжелу охотно подвезли со станции на машине, и теперь осталось пройти последние полмили до поселка недалеко от Хэйвардс-Хит. Вот маленькая школа, где учились они с Джеком до того, как отправились, по выражению отца, в свою «настоящую школу». Сквер с военным мемориалом в центре, у подножия – увядшие цветы. Интересно, подумала она, когда туда впишут и имя ее брата. В память о тех, кто отдал жизнь за короля и отечество в великой войне 1914 – 1918-го.
«Имена их будут жить вечно». Она помнила надпись наизусть. Теперь другие имена, другая война, 1939-го и доколе?
Их дом стоял недалеко от сквера. Старая кирпичная стена восемнадцатого века, с железной калиткой и покатым навесом из красной черепицы. Калитка скрипнула, как всегда. Полированная
4
МRСР – член Королевской коллегии врачей; LRCP – лиценциат Королевской коллегии врачей; В.Сh – Британское благотворительное общество.
Она позвонила в колокольчик. В прихожей раздался трезвон. Эта реликвия сохранилась со времен ее деда. На двери отцовского кабинета электрический звонок. Она подняла сумку и стала ждать.
Потом услышала быстрые шаги. Представила себе, как мать спешит к двери. Мама-то поймет наверняка. Тут воображение перешло в действительность. Дверь открылась, на пороге стояла мать, раскрыв объятия, позади виднелся отец. У них на лицах пока лишь одно – радость встречи с вернувшейся с войны дочерью.
– По мы опозорены, ты понимаешь? Покрыты позором, – говорил Хью Драммонд.
Мать плакала. Отец, нацелив на дочь погасшую трубку, как оружие, ходил по комнате мелкими кругами. Лишь после того, как она пробыла дома сутки, ей представилась возможность сказать им. Поначалу подмывало вообще промолчать. Их желание ухаживать за ней осложняло дело. Смерть Джека состарила их. Мать загнала горе внутрь, и оно подтачивало ее энергию и интерес к жизни. Она поседела еще до того, как дочь отплыла за море.
Анжела, устав от долгого путешествия, поднялась поздно. Крошечный ребенок предъявлял свои требования. У отца шел утренний прием пациентов. Доктор явился ко второму завтраку как обычно. Нехватка продуктов и ограниченный рацион не принимались во внимание, стол накрыт как обычно.
– Боже мой, а ты поправилась, Анжела. Это платье тебе мало. Наверное, это итальянская еда. Их ужасные спагетти в лошадиных дозах.
Платье едва сходилось на ней. Ни в одну юбку она не влезала.
– Мама, папа, – заявила Анжела, – я должна вам кое-что сказать. Еда тут ни при чем. Дело в том, что у меня будет ребенок.
Мать перестала разливать чай: кофе не было. Она застыла, держа в руке чайник, и медленно залилась краской.
Отец заговорил первым.
– Надеюсь, это шутка. Хотя и очень дурного вкуса.
– Нет. – Анжела старалась, чтобы ее голос звучал ровно. – Я бы не стала шутить на такую тему. Я беременна. Поэтому меня и отправили домой. – Глядя на их убитые лица, она продолжала говорить: – Мне так жаль. Так жаль обременять вас этим.
Тут мать залилась слезами, а отец вышел из себя.
– Опозорена, – повторял он. – Вышвырнута из Красного Креста и отправлена домой. Даже не верится. Анжела, как ты могла допустить это? – Он не ждал ни ответа, ни объяснений. – А о нас ты не подумала? О матери? Мало она пережила после смерти Джека, а тут еще ты...