Алая нить

Энтони Эвелин

– Не надо. Тише, перестань, – уговаривала мать. – Какой смысл так кричать? Ну успокойся, дорогой. – Она повернулась к Анжеле. – Он нездоров последнее время. Ему нельзя волноваться.

– Я не хотела расстраивать вас, – сказала Анжела. – Я не знала, что ты нездоров, папа. А то я бы ничего не сказала, не надо было ничего говорить. Не надо было вообще приезжать домой.

Она встала и, спотыкаясь, пошла к двери, потому что начала плакать. Дверь ее спальни не запиралась. А она хотела бы замкнуться от них, выплакать разочарование и горе, не ожидая

что кто-то спохватится и явится разговаривать с ней.

Она положила руки на живот и сжала их, будто защищаясь. Бедная крошка. Никому ты не нужен. Я не останусь здесь. Я не хочу, чтобы ты родился здесь, раз они такие...

И, конечно же, вскоре пришла мать, села на кровать и стала оправдываться.

– Папа вовсе не это имел в виду. Он просто расстроился. Мы с ним поговорили и, конечно, сделаем все возможное. Ты же понимаешь, дорогая, как мы потрясены.

– Я знаю. – Анжела чувствовала страшную усталость. Она посмотрела на мать, а потом сказала то, о чем невозможно было и подумать: – Разве ты никогда не любила, мама? И не помнишь, что ты чувствовала?

– Конечно, помню, – возразила мать. – Но я никогда бы не... – Она поискала слово, на ее взгляд приличное, пауза явно затягивалась, и, краснея, мать вынудила себя сказать почти непроизносимое: – ...не отдалась до замужества.

– Я замужем, – как бы между прочим сказала Анжела, поднялась и начала бесцельно расчесывать волосы.

– То есть как? Ты же ни слова не сказала об этом!

– Здесь это не считается, – ответила она. – Но он так хотел. Он очень беспокоился из-за ребенка. И нашел священника на Сицилии, и нас обвенчали. Он американец. Он просил, чтобы я поехала в Штаты к его родным.

– А почему ты не согласилась? – нерешительно спросила мать.

– У меня были причины, – сказала Анжела. – Я не желаю, чтобы ребенок рос в таком окружении.

– Рос? Ты что, хочешь воспитывать ребенка сама?

Анжела отложила расческу, положила ее в один ряд со старыми серебряными щетками для волос и стеклянными баночками с серебряными крышками.

– А ты что, хочешь отдать собственного внука на усыновление?

– Может быть, для тебя это лучший выход, – был ответ. – Но сейчас не будем говорить об этом. Пойдем вниз; отец очень расстроен, Анжела. Все ужасно, а мы так обрадовались твоему возвращению.

– Хорошо, мама. Ты иди, а я приведу себя в порядок и тоже спущусь. Только пусть он на меня не кричит, ладно?

– Он не будет, – пообещала мать. – Он будет спокоен. Нам нужно решить, что мы скажем людям.

* * *

– Это не замужество, – бормотал Хью Драммонд. – Какой-то балаган, ни свидетельства, ничего, никакого законного доказательства. Он просто обманул тебя, Анжела.

Не было смысла объяснять, как понимал ситуацию Стивен. Она вспомнила презрительное замечание майора Томпсона: «Убийство для них – нормальное дело, но незаконнорожденного ребенка они не потерпят». Что тут поймет ее отец?

– Я все обдумала, – сказала Анжела. – Не нужно мне было приезжать домой и сваливать это на вас. Ты прав, папа. Достаточно с вас гибели Джека. У меня есть немного денег; я могу поехать в Лондон, устроиться на работу и рожать там. Это ведь лучше всего, правда?

– Вовсе нет! – ответил он. – Не говори глупостей, Анжела. Конечно, ты останешься здесь, это твой дом. Ты можешь родить ребенка в здешней больнице. Даже и не думай ни о чем другом.

Он редко выказывал свои чувства. Даже ритуальный поцелуй перед сном был отменен, когда она была еще подростком. Раздражался доктор достаточно легко. Он срывался на своих детей, но проявление любви было для него вещью невозможной. Предполагалось, что она сама собой разумеется, однако Анжела никогда этого не чувствовала. За резкими упреками не следовало раскаяния. Отцовская реакция была жестокой, и теперь ему было стыдно.

Джой Драммонд понимала его. Она сказала дочери:

– Анжела, дорогая, мы с папой любим тебя и хотим тебе помочь. Мы просто потрясены и расстроены. Ты ведь не проявила особого такта.

– Не так это легко, – медленно проговорила Анжела. – Я могла написать, могла сказать по телефону. Но я решила, что это обман, которого вы не заслужили. Так или иначе, мама, ты права: нам нужно придумать, что говорить соседям. Что, по-твоему, мне лучше говорить? Я вышла замуж на Сицилии и моего мужа убили в Салерно? В этом здесь никто не усомнится.

– А ты твердо решила оставить ребенка?

– Да. Абсолютно твердо.

– Ты еще можешь передумать, – предположил отец. – Я знаю, так бывает.

– Только не со мной.

– Какую фамилию возьмешь ты? – спросила мать. – Какую фамилию будет носить он?

– Неважно. Я не хочу, чтобы у ребенка была итальянская фамилия.

– Ты же сказала, что он американец, – удивился Хью Драммонд.

– Американец итальянского происхождения, – объяснила Анжела. – Я возьму себе английскую фамилию.

Им трудно, и она должна понимать это. Их жизнь шла по накатанной колее более тридцати лет. И вот... Потеря дочери, умершей в младенчестве, гибель единственного сына. С этим они уже успели свыкнуться. А теперь вдруг такой позор – незаконнорожденный внук.

Мать сказала:

– Мою бабушку звали Питерс; это хорошая фамилия. Как по-твоему, Хью?

– Слишком коротко и банально, – ответил он. – Как Смит или Браун. Хотя пусть решает Анжела. Через полчаса у меня прием. Я бы выпил чашку чая.

– Я сейчас приготовлю, – предложила Анжела.

– Нет, нет, сиди. Я мигом все сделаю. Миссис П. испекла бисквиты. – И мать быстро вышла. В комнате установилась напряженная тишина.

Отец раскурил трубку и воинственно попыхивал ею. Анжела подбросила в огонь небольшое полено и кочергой задвинула его в пламя.

– Я хочу тебе кое-что сказать, – проговорила она. – Я действительно любила его. И до сих пор люблю.

– После того как он непристойно обошелся с тобой? Бросил тебя в таком положении?