Алая Вуаль

Махерин Шелби

Нет. Этого не может случиться.

Мой взгляд метался в поисках другого решения и наткнулся на стол Одессы в центре бального зала. На нем по-прежнему лежит гора свитков, а рядом с ними, тускло поблескивая в свете фонаря, — еще одна бутылка абсента.

Еще одна бутылка абсента.

Слава Богу! Сердце мое подскакивает, и я тянусь к зеленой жидкости, как будто от этого зависит моя жизнь. Однако когда моя рука обхватывает бутылку, рука Михаля обхватывает мое запястье. Он качает головой, сардонически кривя губы.

— Я так не

думаю.

— Отпусти меня. — Хотя я дергаюсь и извиваюсь, пытаясь ослабить его хватку, она остается нерушимой. Удивительно легкой, да, но все равно непробиваемой. Я поднимаю подбородок. — Я передумала. Я могу сделать это. Я могу забраться в гроб.

Он насмешливо фыркает.

— С абсентом?

— Ты его пьешь.

— Я пью все, что ты не пьешь, и позволь тебя заверить — абсент, пожалуй, самый оскорбительный из них. Ты когда-нибудь пробовала его?

— Нет. — Я решительно, упрямо ставлю ноги, и наконец он позволяет мне вырвать у него бутылку. Я прижимаю ее к груди. — Однажды я украла глоток маминого вина. Не может быть, чтобы оно сильно отличалось.

Михаль смотрит так, словно я потеряла рассудок, возможно, вырвала его из головы и выбросила в окно. Возможно, так и есть. Возможно, мне все равно. Под его критическим взглядом я бьюсь с пробкой бутылки и только успеваю откупорить ее, как снаружи раздается далекий грохот.

Наши лица поднимаются вверх.

— Что было…? — начинаю спрашивать я.

Однако в мгновение ока Михаль исчезает на лестнице. Я поспешно следую за ним, неуклюже и медленно, и часть абсента проливается мне на руки. Его пряный аромат — аниса, фенхеля и чего-то еще — овевает мой нос, когда я бросаюсь вверх по лестнице и замираю на квартердеке, слегка поскальзываясь под дождем. Он льет огромными струями, как будто сам Бог выливает ведра на наши головы. За считанные секунды он промочил меня до нитки, но я убираю мокрые волосы с лица, чтобы проследить за взглядом Михаля.

К северу от нас, сквозь шторм, виднеется еще одно судно, пытающееся удержаться на крыше при пятидесятифутовых волнах. Его носовая мачта раскололась от ветра, и все судно накренилось набок, находясь в опасной близости от опрокидывания. Все мое тело холодеет от осознания этого.

— Михаль! — Но ветер уносит мой крик, и я быстро уворачиваюсь, когда вспыхивает еще одна молния. Гробы разлетаются во все стороны. Команда — наполовину утонувшая — бросается к ним, но даже принуждение не может сравниться с бурей. С очередным треском один деревянный ящик врезается в другой, и оба переваливаются через перила и падают в море. — Михаль! — Ветер рвет мой плащ и волосы, я пытаюсь дотянуться до него, схватить его за руку. — Этот корабль — вся команда утонет, если мы не…

— Мы не можем им помочь.

При его словах расколотая мачта другого корабля полностью отделяется, и злобная волна затягивает нос судна под воду вместе с половиной его команды. Остальные кричат и бросаются вперед, чтобы спасти судно, но уже слишком поздно. Корабль тонет

уже всерьез. В следующую секунду молния ударяет в другую мачту, и ее паруса вспыхивают и загораются. Ужас наполняет мой живот при виде этого зрелища, и моя рука крепко сжимает рукав Михаля.

— Но мы должны им помочь! Михаль!

Но он лишь бесстрастным жестом показывает на бурлящую воду вокруг нас. Острые, разбитые куски других кораблей пронзают волны, словно надгробные плиты, возвышающиеся на кладбище. Я понимаю, что так оно и есть — кладбище.

— Их не спасти, — говорит Михаль. — Никто не найдет Реквием, кроме тех, кто родился или создан там.

— Что?

— Остров секретный, Селия. — Михаль отворачивается от тонущего корабля, от умирающих людей, но я не могу отвести взгляд. Он берет меня за локоть и направляет в укромный уголок у лестницы. — Много лет назад предок твоей драгоценной Луизы наложил на него защитное заклинание. Большинство из них просто сбиваются с курса, когда приближаются к Реквиему, но другие — как наши друзья — слишком искусны, чтобы их можно было переубедить. И тогда чары убивают их. Они так и не достигают острова.

— Оно… оно убивает их? — повторила я в недоумении.

— Разве что в священные для ведьм дни. — Молния выбеливает волосы Михаля до белизны, отбрасывая тени под глазами и на щеках, а когда его рот злобно кривится, он действительно становится похож на обитателя Ада. — Ловкая лазейка. Госпожа Ведьм утверждала, что это защита для ее народа — противовес чарам. Три недели в году Реквием лежит полностью открытый и уязвимый для внешнего мира. — Он многозначительно поднимает бровь. — Самайн⁶⁴ — один из таких дней.

Я сжимаю бутылку абсента так сильно, что болят пальцы. Море забрало все, кроме кормы корабля. У меня сводит желудок, когда крики мужчин стихают под ревом ветра и оглушительным громом. Хотя я, спотыкаясь, иду вперед, полная решимости как-то помочь им, спустить шлюпку, мне удается сделать всего три шага, прежде чем Михаль хватает мой плащ и тащит меня обратно в укрытие. Через полсекунды волна поднимается и перехлестывает через перила. Я беспомощно цепляюсь за него, когда наш корабль накренился в ответ.

— Значит, Лу и остальные — они не смогут пройти через чары до Кануна Всех Святых?

— Ровно в полночь.

— А если они придут раньше?

Мы вместе следим за последним человеком, которого море поглощает целиком.

— Молись, чтобы они не пришли, — просто говорит Михаль.

К тому времени, как он заканчивает говорить, весь корабль и его команда исчезают. Просто… исчезли. Мое сердце бьется в груди в тяжелом, болезненном ритме. Словно их и не было вовсе.

Мы застываем в таком положении еще на мгновение, глядя на волны, а вокруг нас бушуют ветер и дождь. Я понимаю, что все еще сжимаю Михаля, только когда он решительно высвобождается и поворачивается, чтобы уйти под палубу. Однако в последнюю секунду он колеблется, бросая нечитаемый взгляд через плечо.