Алая Вуаль
Шрифт:
— Я… — я тупо моргаю, не зная, что ответить, — я не думаю…
— Нет, думаешь, — перебивает он. — Ты думаешь, поэтому ты вдвое ценнее всех охотников в Башне Шассеров. Однако я не стану принуждать тебя к этому. Если ты не захочешь присоединиться ко мне, я верну тебя в твою комнату и лично прослежу, чтобы тебя не беспокоили до Кануна Всех Святых. — Пауза. — Ты этого хочешь?
Тихое тик, тик, тикание его девичьих часов — единственный звук, нарушающий тишину. И биение моего сердца. Оно предательски бьется в моей груди, грозя вырваться наружу и все разрушить. Ты
Если я соглашусь присоединиться к Михалю, мы сможем найти убийцу.
Если я соглашусь присоединиться к Михалю, то тоже буду помогать.
— Обещайте, что никого не убьешь, — шепчу я. — Обещайте, что позволите Шассерам забрать убийцу, если мы его найдем, и обещайте, что не будете вмешиваться в их приговор.
Его ответ быстр, мгновенен. Его глаза потемнели.
— Я обещаю, что не убью тебя, Селия Трамбле, и это единственное обещание, которое я когда-либо давал. Мы договорились?
Я ненадолго закрываю глаза.
Однако в конечном итоге это вовсе не выбор. Я не могу просто вернуться в свою комнату, на свою полку и собирать пыль, пока убийца разгуливает на свободе. Я не могу больше никогда вернуться в это место. И не вернусь.
— Мы договорились, — тихо говорю я, открывая глаза и поднимая руку к его руке. Она слегка дрожит.
Уголок его рта растягивается в опасной улыбке, и он пожимает мою руку своей почерневшей рукой, его пальцы крепко обхватывают мою. На этот раз никакие призраки не поднимаются нам навстречу. Нет. Это прикосновение, это связывание — только наше.
Когда он отстраняется, серебряный крест лежит у меня на ладони, такой же блестящий и знакомый, как всегда, и я хмуро смотрю на слабые инициалы, выгравированные вдоль одной из сторон. Я никогда не замечала их раньше — более того, не заметила бы и сейчас, если бы не точный угол падения света от костра, — но вот они, подмигивают мне. БТ.
Если мы собираемся работать вместе, Михаль должен знать все.
— Я не знаю, почему убийца вернулся за Бабеттой, а не за остальными, но Бабетта…..она была единственной жертвой, найденной с одним из них. — Мы вместе смотрим на крест. — Она не поклонялась христианскому богу.
Михаль переводит взгляд на меня.
— Ты думаешь, она что-то знала.
— Я думаю, она чего-то боялась. — Как вампир. Я засовываю крестик в карман юбки, где он тяжело ложится на мою ногу. Он приковывает меня к полу в кабинете Михаля; он приковывает меня к Михалю. Но теперь я не могу повернуть назад. — Серийные убийцы обычно выбирают жертв, которые соответствуют определенному профилю, но охотники не нашли среди убитых никакой заметной закономерности. Возможно, этот убийца выбирает жертв по-другому. Возможно, у него есть… личная связь с ними.
Михаль не нуждается в дальнейших объяснениях. Его мысли мчатся вперед, черные глаза блестят от предвкушения.
— Где жила Бабетта? В Цезарине?
— Нет. — И слава Богу.
— Сомневаюсь, что твои родители одобрили бы это. — Михаль отходит от меня с холодной улыбкой. — Бездна — не место для благовоспитанных, вежливо воспитанных дам.
— Вы знаете это?
— О, я знаю. — Он жестом указывает на дверь, которая открывается сама собой, вливая в комнату глубокие тени. Я быстро поднимаюсь. — И скоро ты тоже узнаешь. Мы идем в Амандин, питомец. Если между Бабеттой и нашим убийцей есть какая-то связь, мы ее найдем. Но ты должна знать, — его рука змеится по моей руке, когда я прохожу через дверной проем, — если искать нечего, остается только один путь. Ты понимаешь?
Наши глаза встречаются в полумраке, и ее имя проходит между нами без слов.
Коко.
Я сопротивляюсь желанию навсегда выжечь крест на его щеке.
— Да, — с горечью говорю я.
— Хорошо. — Он отпускает меня с презрительным кивком. — Завтра вечером мы отплываем в Бельтерру. В семь часов. Надень что-нибудь… зеленое.
Часть
III
L’appetit vient en mangeant.
Аппетит приходит во время еды.
Глава 28
Чтобы Спуститься Ниже
Я одеваюсь в алое как акт бунтарства. Это мелочь, возможно, пустяк, но то, что я работаю с Михалем, не означает, что я работаю на него. Мне кажется важным начать на равных, напомнить ему, что он не может просто приказывать мне, словно я его слуга или, что еще хуже, — я раздраженно дергаю за шелковый лиф, — его питомец.
Когда я встречаю его в кабинете ровно в семь часов, он оценивает мое платье с язвительным видом, словно пытаясь не ухмыльнуться. Мои глаза сужаются до щелей.
— Красный — мой любимый цвет, — надменно заявляю я ему.
Застыв в дверном проеме, он ловкими пальцами застегивает свой черный дорожный плащ.
— Лгунья.
— Я не лгу. — Пауза. — Откуда ты знаешь, когда я лгу?
— Ты слишком часто смотришь в глаза. Это смущает. — Он снимает с крючка у двери еще один толстый черный плащ, держит его навесу и жестом предлагает мне просунуть руки в рукава. Ошеломленная, я так и делаю, но колеблюсь, когда он спрашивает: — Я ничего не могу сказать, чтобы изменить твое мнение?