Алая Вуаль

Махерин Шелби

Однако в этот момент раздается стук в дверь, и в комнату просовывается матрос.

— Ваше Величество, — говорит он, и нервное напряжение между нами спадает. Ваше Величество. Я громко фыркаю от такого обращения и отступаю назад. Михаль напряженно поворачивается и смотрит на моряка, который трусит под его черным взглядом. — Прошу прощения, Ваше Величество, но к нам приближаются три корабля с бельтерранским флагом. Они подали сигнал о досмотре груза.

Досмотр груза.

Эти слова летают у меня в ушах, как пчелы, срочные, неприятные и нежелательные.

Они явно означают что-то важное для Михаля и его команды, а значит, должны означать что-то важное и для меня. Однако я не могу вспомнить, что именно — не из-за этого жужжания и не из-за того, почему они начали жалить. Поэтому я отбрасываю слова в сторону, перебегаю через комнату и тянусь к моряку. — Как вас зовут, мсье? — с нетерпением спрашиваю я.

Его теплые и мозолистые руки принимают мои после недолгого колебания. Когда я сжимаю их, он отвечает небольшой улыбкой и бороздкой между бровями.

— Меня зовут Беллами, мадемуазель.

— У вас прекрасное имя, Беллами. — Я заговорщически наклоняюсь к нему. — А еще вы очень красивы. Вы знали об этом? У вас есть семья дома? Вы с ними танцуете? Я люблю танцевать, и, если хотите, могу научить вас тоже.

Он растерянно смотрит на меня и переводит взгляд на Михаля.

— Э…

— Просто не обращай внимания на Михаля. Я всегда так делаю. — Когда я отклоняюсь назад, пируя под его рукой, вампир, о котором идет речь, ловит меня. Он притягивает меня к себе. Его губы сжались в жесткую, ровную линию, но мне все равно: я тоже кручусь под его рукой, продолжая смеяться и разговаривать с красивым моряком. — Если бы я была вампиром, я бы заставила всех на острове игнорировать Михаля. Это было бы чудесно.

— Как удачно, что этого никогда не случится. — Михаль укоризненно машет рукой моряку, который поспешно выходит из комнаты. — А теперь, — он наклоняет голову к чему-то позади меня, — прекрати околдовывать мой экипаж и ложись в гроб.

Инстинктивно я бросаю взгляд через плечо, и сердце замирает где-то в районе пупка. На меня смотрит знакомый гроб из розового дерева. Я быстро моргаю. Пчелы в ушах жужжат уже всерьез, а в комнате становится резко, нестерпимо жарко. Отпрянув от Михаля, я прижимаю ладони к разгоряченным щекам. Почему здесь так жарко? Неужели мы каким-то образом вышли за пределы Цезарина и попали прямо в Ад? — Ложись в гроб, Селия, — снова говорит Михаль, теперь уже мягче. Его черные глаза блестят от нетерпения. И что-то еще. Что-то, чему я не могу дать названия.

Я снова фыркаю.

— Ваше Величество, дорогой, тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил «нет»?

Он целеустремленно шагает ко мне.

— Никогда.

— Я не полезу в этот гроб.

— Значит, ты выпила пинту⁶⁸ абсента просто так?

— Леди никогда не выпьет пинту абсента. Я выпила с умом, и более того, я сказала, что не лягу в этот гроб. Я никогда не говорил, что не лягу в другой. — Изображая безмятежную улыбку, я похлопываю лакированный гроб из черного дерева, стоящий рядом с ним. Пол начинает двигаться под моими ногами, когда четвертая рюмка абсента попадает мне в желудок. — Я

займу этот, спасибо.

— Это мой гроб.

— Был твой. Теперь он мой. — Все еще улыбаясь, все еще покачиваясь, я возилась с латунными застежками и с усилием открыл крышку, когда сверху снова раздались крики. Должно быть, королевский флот уже почти настиг нас. Подняв юбки, я делаю шаг к шкатулке и, поколебавшись, протягиваю ожидающую руку. — А теперь я возьму этот колдовской свет.

— Ваше Сиятельство, дорогая, тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил «нет»? — К моему удивлению и ужасу, Михаль задувает лампу прежде, чем я успеваю ответить, погружая нас в полную темноту, и опускается в гроб вместе со мной.

— Что ты делаешь? — Я хватаю его за руку, когда он садится, отталкиваю его и прижимаюсь к нему в равной степени. Я ничего не вижу, кроме тошнотворного кружения тьмы. — Ты не можешь просто так, Михаль, — шиплю я, — это крайне неуместно, так что иди куда-нибудь еще! И прежде дай мне колдовской свет!

— Я отказываюсь провести следующий час, теснясь в другом гробу, когда я построил этот специально для себя. Если ты предпочитаешь не делиться, то, конечно, — он достает из кармана колдовской свет и сует мне в руки, — выбирай другой.

Я смотрю на него в жутком белом свете, широко раскрыв глаза от недоверия, но он не ждет моего решения. Нет. Он погружается в гроб, как человек погружается в шелковые простыни, и это сравнение мне сейчас не нужно. Я даю себе злобную мысленную встряску и едва не спотыкаюсь об пол. Это сравнение не нужно мне никогда. Конечно, я не могу делить такое маленькое, интимное пространство с вампиром, особенно таким властным, как Михаль. Кроме того, — я заглядываю в гроб, — там даже нет места, чтобы лечь рядом с ним. Если я это сделаю, мне придется лечь, ну, в общем, вспыхнуть. Мои щеки горят еще сильнее.

Если же я этого не сделаю, то проведу следующий час в полумраке в одиночестве, стараясь не вспоминать о том, что la fee verte утаила.

Перспектива — замечательная вещь.

Прежде чем я успеваю передумать, я, как камень, падаю на грудь Михаля, прижимаясь к его спине — по крайней мере, пытаясь это сделать. Я едва не бью его в лоб своим колдовским светом, и мои колени ударяют сначала его живот, потом бедро в борьбе за мои юбки. Красный шелк и сорочка задираются, обнажая мои икры, и я в тревоге пытаюсь их расправить, нечаянно ударяя Михаля локтем в горло.

— Прости! Прости! — Но при этих словах мое колено дергается влево, задевая место между его ног, и он резко вдыхает. Я задыхаюсь от ужаса. — Я так…

— Остановись, — он хватает меня за талию и поднимает прямо в воздух над собой, — двигайся.

Не говоря больше ни слова, он переносит мой вес, прижимая меня к стенке гроба, и протягивает руку между нами, чтобы вернуть мои юбки на место. Кончики его пальцев касаются моих голых ног. Мои волосы касаются его разъяренного лица. Однако никто из нас не признает ни того, ни другого, и когда он снова прижимает меня к себе, мне хочется выпрыгнуть из гроба и убежать.