Алая заря
Шрифт:
Опустившись перед креслом бабы Вали на колени, Соня стиснула в своей руке морщинистую сухую ладонь, зачарованно наблюдая за тем, как останавливается кровь и ранки покрываются корочкой, и тихо произнесла:
— Вы не позвоните деду.
— Не позвоню, — ответила баба Валя.
Поняла ли она, что только что произошло?
Соня вскинула голову и наткнулась на разочарование в чужом взгляде.
Нет, она не поняла. Глаза бабы Вали были пустыми и стеклянными, бликующими в свете настольной лампы, и Соня силилась отыскать в них хоть что-нибудь, но видела только отражение собственного
А Тимур Андреевич был бы разочарован?
Как было бы здорово, если бы это он надоумил ее привязать бабу Валю к себе укусом…
— Кому вы звонили? И когда?
— Степе. В обед, когда я позвонила в школу и узнала, что ты не пришла на уроки. Он уверял, что привез тебя прямо к подъезду. Он ответил, что приедет сразу, как только отпросится с работы, и просил никого не беспокоить пока.
Значит, мама с дедом еще не в курсе. А Степа должен быть где-то в пути.
— Когда он приедет, сообщите ему…
Соня запнулась, не договорив, замерла на секунду, а затем закрыла рот.
— Что сообщить? — спросила баба Валя.
— Ничего. Я сама разберусь.
От ужаса снова скрутило живот, но Соня проигнорировала это ощущение, села в соседнее кресло и принялась ждать.
В освещенной только настольной лампой гостиной ей чудилось, что тени, как живые, осторожно ползут к ней по ковру и цепляются за ноги. Она пыталась подавить в себе порыв согнать их, но ноги ее не слушались и дергались то ли от нервов, то ли и впрямь в попытках стряхнуть наползавшую тьму. Она настойчиво пробиралась к ней со столика справа, из складок накидки на кресле, из угла и со стены. И даже баба Валя, непривычно тихая, сидевшая рядом, бросала на нее холодную тень.
Степа приехал через полчаса.
Он выглядел таким испуганным, каким Соня никогда в жизни его не видела. Он стиснул ее в объятиях, крепко прижал ее голову к груди, где бешено колотилось его сердце, и забормотал что-то совершенно неразборчивое.
— …Никогда больше так не делай, слышишь?..
Соня почувствовала, что готова вот-вот разреветься, но, до боли сомкнув веки, не выдавила ни слезинки.
Плохо. Это очень плохо.
— Не сделаю, — сказала она и отстранилась, делая несколько шагов назад.
Стук чужого сердца все еще отдавался у нее висках.
Степа потянулся за ней, но она покачала головой, глубоко вдохнула и выдохнула, расправила плечи и приготовилась приблизиться снова.
— Соня? — растерянно проговорил Степа.
Наверное, он почувствовал неладное.
Соня все еще не знала, как выглядит, когда теряет человеческие черты. Она могла почувствовать во рту зубы — и только. Но она помнила Тимура Андреевича и его налившиеся болезненным красным глаза, помнила, как его темный силуэт выпрямился и опасно замер. Это была готовность к нападению.
Соня, кажется, тоже готова была напасть. Она почти не заметила, в какой момент мышцы ее ног напряглись, верхняя часть тела плавно качнулась чуть вперед, а руки неестественно приподнялись.
У нее тоже краснеют глаза? Она моргнула, сгоняя сухость, но неприятное саднящее ощущение никуда не делось.
Это от резкости, вдруг поняла она. Свет в коридоре был слишком
Окружение стало четче, потому и глаза заболели с непривычки. До чего странно и жутко… Она почти не помнила подробности того, как нападала на Кристину вчера, а прячась весь день в углах квартиры Тимура Андреевича, в ее прохладной тени, она этого не замечала, а теперь на свету этот недостаток наконец проявился. Глаза вампиров были предназначены для охоты ночью… Но это, конечно же, не помешало бы ей броситься вперед и схватить человека быстрее, чем он это осознает, при искусственном освещении и, как она подозревала, при солнечном свете скорее всего тоже.
Просто очередное неприятное и очень раздражающее открытие.
Соню затрясло от негодования, и она провела языком по заострившимся клыкам.
— Что… — Степа захлебнулся воздухом, когда она внезапно оказалась совсем близко.
Она снова нацелилась на запястье, хотя мелькнувшая в распахнутом вороте куртки кожа на шее показалась куда более аппетитной.
Это мысль не могла принадлежать ей…
— Прости меня, пожалуйста, — жалобно пролепетала она и распорола клыками кожу на руке Степы.
Кровь почти что жениха была немногим более приятной на вкус, нежели кровь бабы Вали, но все такой же невкусной. Соня сделала два глотка и на третьем заставила себя отпрянуть — как отвратительно, она ведь даже не была голодной!
Она сразу поняла, что от неаккуратного укуса у нее испачкался рот и одна капля щекотно скользнула по подбородку, поэтому под обескураженным взглядом Степы поспешила ее вытереть.
— Как это? — только и спросил он и вместо того, чтобы напрячься, испугаться, встать в защитную позицию или броситься бежать, расслабленно опустил плечи и уголки губ.
Значит, вот как это происходило… Смирение и безоговорочное принятие.
Соня в который раз за сегодняшний день возненавидела себя.
— Перестань обо мне беспокоиться, — озвучила она свой приказ и, сглотнув ком в горле, добавила: — И не приезжай больше ко мне.
Степа сдвинул брови и, закрыв глаза, медленно кивнул.
— Мы расстаемся?
— Не говори никому об этом… так.
Она не осмелилась признать вслух, что да. Это совершенно точно было расставанием.
Тимур Андреевич часто повторял что-то про важность любви, но Соня почему-то не могла вспомнить сейчас ни единого слова, которое заставило бы ее передумать. Если всегда есть риск случайно перегрызть шею любимому человеку, то стоило ли оно того?
Любила ли она Степу? Конечно. Как это вообще возможно: не любить человека, с которым больше половины всей жизни шла бок о бок? Они даже не успели создать свою собственную семью, но он уже был ее частью — почти брат, которого у нее не было. Он будет членом ее семьи и дальше. Просто больше не рядом и в безопасности. Как мама и дед.
Степа был задумчивым и не походил на безвольную бабу Валю. Между его светлыми бровями залегла печальная складка. Под подчинением Сони он продолжал реагировать так же эмоционально, как и без него, и, кажется, где-то в глубине души, докуда чудовищная вампирская власть добраться не могла, он понимал, что происходит. И ему было больно.