Алая заря
Шрифт:
— Поезжай домой, ладно? — не приказала, но попросила Соня.
— Ладно.
И все.
Вот так просто.
Она до крови закусила губу и сжала ладони в кулаки.
Когда за Степой закрылась дверь, Соня выключила режущий глаза свет и наконец смогла расплакаться.
Она думала, что испытает облегчение от пролитых слез, но сердце заныло лишь сильнее.
Если бы только месяц назад она повела его в другую сторону…
Если бы обезумевшему от долгой жизни и одиночества старику-вампиру не приспичило умереть именно тогда,
Если бы он только выбрал кого-то другого…
Соня бы и дальше продолжала исправно ходить на работу, учить английскому детей, не ладить с девятиклассниками, огорчаться, но стараться дальше и однажды преуспеть. Она могла бы общаться с коллегами больше, окончательно сдружиться с Мариной и Виктором Ивановичем и не чувствовать себя одинокой в чужом городе. Она не прогнала бы Степу, а согласилась бы выйти за него замуж. Может быть, спустя три года они бы решили остаться тут и не возвращаться в Горький. Соня могла бы жить тихой и счастливой жизнью в этом небольшом городке.
Она сплюнула на ладонь слюну, которую тяжело было сглотнуть. В ней чувствовалась кровь, и это сводило с ума.
Увидев красные потеки, Соня всхлипнула и бросилась в ванную.
Надавив пальцем на корень языка, она согнулась над унитазом.
Этот день будет отмечен черным в ее календаре. Годы не сотрут его из памяти, сколько бы лет она ни была способна уместить. Соня не позволит себе забыть, потому что если это то немногое, что сохранит в ней человечность, напомнит ей о стыде, разочаровании и боли, то она будет цепляться за это до самого конца. Если этот конец однажды придет.
И кусать лишь ради того, чтобы исправить свои ошибки, она больше никого и никогда не посмеет.
Соня, глядевшая на нее из зеркала, кивнула данному обещанию.
Никогда.
Глава девятнадцатая, в которой сквозь мрак пробивается свет
— Вы не только без предупреждения пропустили день. Вы также не ночевали дома, и ваша бабушка была вне себя от беспокойства, обзванивая ваших коллег! Как же так, Софья Николаевна?.. Что заставило вас проявить такую вопиющую безответственность?
Любовь Васильевна отчитывала ее, как школьницу, и Соня искренне хотела гореть в пламени стыда, прямо как раньше. Если бы ее не занимали совершенно другие чувства, на фоне которых прогул казался незначительным досадным недоразумением.
Она бы вообще не пришла на работу, если бы Тимур Андреевич вчера поддержал ее идею сбежать в лес. Но у него был опыт, которого не было нее. Как бы Соне ни была ненавистна новая жизнь, она должна была смириться с ней рано или поздно, поэтому все, что она могла делать теперь — это заставлять себя прислушиваться к доводам того, кто когда-то смог совладать с этой силой, причем разными способами: побывав и чудовищем, и добродетелем.
Он тоже когда-то думал, как она, но, в отличие от нее, прекрасно знал, к чему воплощение
Соне пришлось согласиться.
Если она станет отдаляться от людей в бесплодных попытках обезопасить их, это навредит ей больше, чем она сама могла бы навредить.
— Вампиры не животные и не монстры, — однажды сказал Тимур Андреевич, когда Соня, едва дослушав его новый список правил поведения для начинающих вампиров, разозлилась и впала в очередную истерику, крича, как она ненавидит его и то, что он с ней сделал. — Монстром, не способным контролировать свой голод, их делают гнев, одиночество и скука.
— И луна! — сквозь зубы напомнила Соня, которой в те дни начали сниться первые кошмары.
— Да. Но и это не беда. Вампиры — разумные существа. Если не будешь поступать опрометчиво и идти на поводу у страхов, никто не пострадает.
Соня решила хотя бы попытаться.
Она пришла в школу к своему рабочему часу, не придумав достойного оправдания прогулу, и встретила завуча по дороге к шестиклассникам.
Увидев вытянувшееся лицо Любови Васильевны, Соня неосознанно нырнула в размышления о том, что проблем вмиг стало бы меньше, если бы она просто укусила ее так же, как бабу Валю и Степу.
Однако Любовь Васильевна не единственная, кого волновало ее отсутствие. Директор? Бабушкины знакомые учительницы музыки и технологии? Марина? Виктор Иванович?
Она могла бы покусать их всех и создать дружный и послушный коллектив, в котором к ней бы никто не придирался и в котором ее бы уважали…
Соня вздрогнула раньше, чем ее окликнул голос Любови Васильевны.
Внутренности обдало мертвецким холодом. Это снова не ее мысли!
Но на этом потрясения не закончились.
Выговор дослушать до конца и внять ему, как следовало, не получилось.
Мимо них быстро пролетела копна рыжих волос и знакомый звонкий голос бросил поспешное приветствие, прежде чем затихнуть в гуле других голосов:
— Здрасьте, Любовь Васильна! Хэллоу, Софья Николавна!
Сердце Сони пропустило удар и ухнуло вниз.
Об этом ее не предупреждали.
Теперь она будет видеть мертвецов?..
Как вечное напоминание о первой ошибке?..
— Мамаева, по коридорам не бегают! — недовольно рявкнула Любовь Васильевна вслед.
Соня с ужасом посмотрела на нее и почувствовала, как холодеет выступивший на лбу пот.
— Что такое? Вам нездоровится? Поэтому вы такая молчаливая, Софья Николаевна? И пропали вчера тоже поэтому? — не дождавшись от Сони даже кивка, Любовь Васильевна поморщилась, махнула рукой и бросила: — Ладно. Заставили же всех побегать! Если нужно на больничный, идите. Но от объяснительной вас ничего не освобождает! Еще раз повторится…
— Не повторится, — хрипло сказала Соня.
Не повторится…
Неужели она обозналась вчера?
Она опустила голову, пряча лихорадочно бегающие из стороны в сторону глаза.