Албазинец
Шрифт:
– Хорош квасок, ядреный, – сказал он. – Были б родней – каждый день бы у вас им угощался.
Марфа улыбнулась, а вот Платон, напротив, нахмурил брови.
– Ладно, гайда дело делать, – буркнул он. – Сам говорил, времени у тебя в обрез.
Кузня Платонова стояла в конце большого двора, огороженного тыном. Он ее срубил еще прошлой весной из листвяка. Простору здесь много – конь мог поместиться. В центре кузни, прямо напротив большой двери – горн с широким челом, поддувалом и мехами. Под горном – вытяжной зонт для сбора и отвода дыма из листового железа. Рядом наковальня, тяжелый молот, клещи и несколько молоточков. Ближе к двери – станок для ковки лошадей. В дальнем правом углу – груда металла. Кольца кольчужные, обломки железных лат, сломанные клинки, развороченные стволы пищалей. У слюдяного окна, под верстаком – готовое кузло [55] : пазники [56] разной формы и величины, мотыги, кайлы, скобы, штыри, гвозди, подковы. Была и холодная ковка – разная утварь, посуда, оклады. В слободе больше таких Платонов не было, потому он и коваль, и бронный мастер в одном лице.
55
Кузло – кованые изделия.
56
Пазник – плотницкий инструмент.
– И давно с молотом-то дружишь? – наблюдая за тем, как Платон старательно раздувает мехами огонь в печи, спросил его казак.
– С детства. А ну, подсоби! – попросил он Федора, протягивая ему клещи, в которых был зажат извлеченный из горнила кусок раскаленного металла. – Положишь железо на наковальню и будешь держать, пока я буду по нему стучать.
– И что, кто-то тебя учил этому ремеслу? – крепко держа в руках клещи, продолжал интересоваться Опарин.
– И дед учил, – споро работая молотком, произнес Платон, – и отец учил. Семейное это у нас. Мы и с выварными горнами работали, и с вагранными, с укладными и клинными тоже. Да и на разделительных приходилось.
– А это еще что такое? – не зная премудрости ковального мастерства, спросил Опарин.
– Это что? Это, брат, дело сурьезное. Здесь уже не с простым железом – с серебром дело имеешь. От руды его очищаешь, понятно?
– Ну, разве что маненько, – признался казак. – Я слыхал, что под Нерчинском серебряную руду нашли. Не хочешь поехать? Хотя нет, мы тебя не отпустим. Больше-то у нас бронных мастеров нет. Да и пазники с подковами кому-то нужно делать. Ведь без вас, кузнецов, что без рук.
– Вот и я говорю о том же, – согласился Платон, вытирая потные руки о кожаный фартук. – Жаль, нет у меня сыновей, чтобы дело мое продолжили. Не девкам же своим молот в руки давать.
Он вздохнул. И было понятно, что этот вопрос его сильно мучает.
– А ты возьми любого из моих лощей да научи их своему ремеслу, – неожиданно предложил Федор. – Того же, к примеру, Петра.
Платон покачал головой.
– Не… Твои – казаки, а казаку зачем мужицкое ремесло? – сказал он. – Да я уже и присмотрел тут одного. Захарка, сынок Демьяна Рыбакова. Демьян-то давно просил взять его в подмастерья. У самого пять сыновей, так что и без Захарки будет кому в поле робить.
– Ну как знаешь, – повел плечами Опарин. – А то бы и моего взял.
– Двоих их нельзя держать вместе, – смахивая рукавом рубахи пот с лица, вымолвил он. – Они ж и без того постоянно дерутся.
– И чиво? – не понял казак.
– Ну как же – из-за Любки моей. Все никак поделить ее не могут.
Больше они в тот день этого вопроса не касались. Если говорили, то о пустяках. А когда Платон закончил работу, Федор расплатился с ним серебром и ускакал к себе в острог.
Глава 7. Темные ночи
1
Оставив за себя старшим в крепости Ефима Веригу, Черниговский рано утром увел свой небольшой отряд в двадцать сабель в поход.
– Ну чо, Тимоха, пойдешь со мной вечером в слободу? – проводив отца, спросил брата Петр.
– А чо я там забыл? – ухмыльнулся Тимофей.
– Ну как чо? Девок будем щупать. У моей Любашки сеструха есть, Варькой зовут. Уж такая басенька! [57] Глянешь – и тут же влюбишься, – уговаривал брата Петр.
Тимоха лениво зевнул.
57
Бася, басенька – милашка.
– Всех басей не устависся, всех не перецелуешь, – этак равнодушно проговорил он.
Петр стал злиться.
– Тебе старший брат чиво говорит? Вот и не упорствуй! – строго глянул он на Тимоху. – Тут ведь еще вот какое дело. Слободские-то не шибко нашего брата жалуют. Али не видал меня с синяками? То-то же. А вдвоем мы – сила. Возьмем с собой по крепкой сосновой бочине – и пусть только сунутся!
– Ну рази ж только для подмоги – тогда я согласен, – промолвил брат.
Что и говорить, не в отца пошел Тимофей. Это Петр все по девкам бегает, а этому что они есть, что их нет. Он больше подраться любит, в улыски [58] поиграть ножичком да постоять в воде с удочкой. А когда река мелела, мог целыми днями лазать с бредешком по отмелям, собирая со дна всю мелочь. Когда подрос, стал промышлять рыбу вместе с казаками, запасая ее на зиму. Ставили сети, черные снасти-самоловы с кованцами [59] , переметы на живца. Река-то рыбистая, уловистая. И так до Семена-дня, пока вода в реке не остынет и рыба не ляжет зимовать в ямы.
58
Улыски – игра в ножички.
59
Кованцы – большие рыболовные крючки.
Однако и зимою рыбарям не сиделось дома. Но тут были свои премудрости ловли. Тимоха с детства знал, какая снасть для чего годится, будь то лето или зима. Знал, что в зимние холода лучше всего рыба ловится там, где хорошее течение. В спокойной реке оно не так. А вот в больших, глубоких водоемах, прудах и озерах и того хуже. Там подводная жизнь почти останавливается до прихода весны.
И все ж даже в разгар глухозимья рыба не перестает гулять в поисках пищи, хотя и не так живо. Но для того, чтобы ее поймать, нужно хорошо знать ее повадки. Зимою ее надо искать возле подводных родников, впадающих речек или ручьев и на больших перекатах. Живца же можно словить и под самым берегом, даже в тех местах, где воды между льдом и дном меньше четверти аршина.
А вот Тимоха с наступлением холодов любил ставить снасти там, где под толщей льда находились свалы и коряжник, а также на перепадах глубин. Там ему больше всего везло на крупную рыбу. А вот в места, где на дне были отмирающие водоросли, он не ходил. Рыба эти участки избегает, потому как старая трава только и делает, что поглощает воздух, которого зимой и без того в воде недостаток.
Тайга тоже влекла Тимоху. В студеную пору он ставил петли на зайца да кулемы [60] на мелкого зверька, а, бывало, что взрослые брали его и на коз, а то и на медведя.
60
Кулемы – ловушки.
И все же больше всего он любил реку. Вот и сегодня он хотел вечерком бросить сеточку, однако вместо этого ему придется пехом ковылять в слободу. Были бы хоть лошади. Но где их взять? Может, подговорить товарищей да прогуляться за Амур? Глядишь, и на конях вернутся домой. Главное, не робеть.
Как только начало вечереть, братья, прихватив на всякий случай по увесистой бочине, отправились в Монастырскую слободу. По уговору, Любашка должна была ждать Петра в небольшом лесочке, что за крайним тыном, однако ее там не оказалось.