Альбом
Шрифт:
— Да, они почти всегда дома. По магазинам ходят даже реже меня. Вас с ними надо знакомить?
— Думаю, я справлюсь сам.
— Тогда я пойду работать. Нужно выполнять взятые обязательства. Ну, и деньги зарабатывать.
Ник кивнул. Даймлер ушёл в дом, и, через оставшуюся открытой дверь, было видно, как он что-то раскладывает на застеленном газетами кухонном столе. Сам Ник, сквозь распахнутую же калитку, вышел на улицу. На скамейке у ворот девятнадцатого дома, на небольшом пятачке солнечного света, сидела старушка. В руках она держала какое-то вязание и, похоже,
Ник деликатно кашлянул, приближаясь. Бабушка слегка встрепенулась и открыла глаза.
— Добрый день, сударыня.
«Сударыня» подняла взгляд, пытаясь разглядеть подслеповатыми глазами неожиданного собеседника. Похоже, она просто не понимала, что осталась с невооруженными глазами.
— Кевин? — неуверенно предположила она после недолгих сомнений.
— Нет, мадам. Меня зовут Ник, — он присел на корточки перед скамейкой и очень осторожно вложил очки в её пальцы. Миссис Дрекслер (по всей вероятности) поняв, в чём дело, отложила спицы и нацепила очки на нос. У неё были большие широкие ладони, говорившие о многих десятилетиях физического труда. Молния на кофте не застегивалась, а туфли выглядели такими сношенными, что казались ровесницами своей хозяйки. Так что, тяжёлый труд не привел к обеспеченной старости. Некоторое время она рассматривала его, пытаясь понять, что происходит.
— Простите, что вы сказали?
— Сегодня хороший день, — начал Ник чуть громче, — не правда ли?
— Да. Прекрасный денёк. Солнышко светит, ветра нет… Немного прохладно, правда. Но если правильно одеться…
Прохладно? Теперь понятно, зачем жительница тропического острова вяжет шерстяной… шерстяную… в общем, шерстяные вещи. Одета она была действительно «правильно». Ник, выйдя на солнцепек, уже через минуту захотел вернуться к морю, а ей не было жарко даже в теплой кофте.
— Простите, молодой человек, мы знакомы?
— Уже немного да. Я Николас Слотер, частный сыщик.
— Знаете, вы здорово похожи на старшего внука наших соседей.
— Возможно. В здешних краях большинство людей моего возраста одеваются одинаково. Можно задать вам несколько вопросов?
— Конечно, в этой глуши так редко встретишь нового собеседника. А вы как здесь очутились?
— К сожалению, по долгу службы.
Она испугано огляделась.
— Что-то случилось? — Ник вспомнил о предупреждении Даймлера и решил быть поосторожнее.
— Ничего страшного. Вчера утром в дом к вашему соседу, мистеру Даймлеру, залезли воры…
— Ой-ой-ой, бедный Готлиб. Он сам-то не пострадал? А то мы с мужем с позавчера из дома не выходили.
— Нет, с ним все в порядке, разве что сильно переживает из-за украденного фотоальбома. А почему вы…
— Нэнси, а где наш майонез? — перебил Ника слабый, дребезжащий голос из-за забора. Он встал и взглянул поверх штакетника. По дорожке, ведущей от дома номер девятнадцать, к калитке медленно приближался, опираясь на кривую палку, согбенный лысый старичок. Надо думать, тот самый супруг Нэнси Дрекслер.
— Чарли, ну зачем ты встал? — укоризненно произнесла она, с кряхтением и оханьем пытаясь подняться со скамьи и не уронить при этом вязание. Что удалось ей только с помощью оказавшегося рядом частного детектива. — Договорились же, что сегодня ты будешь лежать. Я лишь поэтому вышла на улицу.
— Не хочу я лежать. У меня уже и не болит ничего. Ты лучше скажи, где этот чёртов майонез?
— Чарльз, не чертыхайся, ты не один. Ты сам съел вчера остатки, а тюбик я выбросила.
— А где тот, что был в банке?
— Он заплесневел, его я выбросила ещё раньше. Чарли, этот молодой человек, Николас… э-э-э…
— Слотер, — напомнил Ник.
— Да… — смущенно кивнула Нэнси, — …утверждает, что Готлиба обокрали.
— Вот черти… Подожди, а чего ж у него красть? Он бедней нас.
— Вот, мистер Слотер говорит, что своровали фотоальбом.
— А вы кто? — Чарли доковылял до калитки, протиснулся на улицу и уселся на скамью рядом с женой.
— Кстати, да? — робко поинтересовалась она.
— Я сыщик, — ещё раз терпеливо объяснил Ник. — Даймлер нанял меня, потому что полиция перегружена.
— Нанял? — подозрительно переспросил Дрекслер, оперев небритый подбородок на свою палку и исподлобья хмуро глядя на Ника. — На какие это шиши?
Ник пожал плечами.
— Сказал, что у него есть тысяча сто долларов. Мы не задаем клиенту вопросов о происхождении его состояния, если того не требует расследование.
— Наверное, это те деньги, что он откладывал на крышу, — покачав головой, предположила Нэнси.
— А альбом — это, поди, тот, большой, с семейными фотографиями? — все также хмуро спросил её муж. Ник кивнул.
— Бедный Готлиб, он так его любил, — всплеснула руками старушка.
— Он рассказывал вам об этом?
— Нет, он очень скромный. Наверно, считает, что много говорить о себе некрасиво.
— Да, парень болтать не любит, — подтвердил дед.
— Вы не подумайте, Готлиб очень славный. Никогда не отказывается помочь, покупает нам продукты и лекарства, если дети и внуки долго не приезжают. А про альбом мы знаем, потому что он часто смотрит его по вечерам. Сидя на крыльце, или в доме, у окна. Он и занавески почти никогда не задёргивает. Ему тяжелая доля выпала, так что эти снимки, наверное, много для него значили…
— Какая ж чёртова сволочь его украла?!
— Чарли, ты опять чертыхаешься!
— Вот это я и хочу выяснить, — попытался, наконец, перейти к делу Ник. — Преступление произошло вчера, приблизительно между восемью и одиннадцатью утра. Вы не заметили в это время ничего подозрительного?
— Мы вообще ничего не заметили, — вздохнула бабушка Нэнси. — У Чарли ещё под утро разыгрался приступ артрита, и мы до сегодняшнего дня из дома не выходили. Надо было конечно, врача вызвать…
— Да что толку от твоих врачей! Обезболивающее ты и сама мне вколола. Хотя от него пользы немного…