Алеф (CИ)
Шрифт:
– Я уже всё решил.
– Верю, но должен убедиться.
– Придётся подождать запуска вируса.
– Разумеется. Мне просто хотелось знать, что мы понимаем друг друга.
– Тебе не обязательно умирать.
– Кто-то должен.
– Откажись от идеи запуска ракет. Я не стану менять вирус.
Голем качает головой.
– Искупление. Помнишь?
– Ты не можешь быть уверен, что я не откорректирую вирус потом.
– Убьёшь её?
Ренегат говорит о Марне. И о любви. Я должен задать ему вопрос.
–
– Ждёшь откровений. Я постараюсь тебя не разочаровать.
– Вы умеете любить?
– Как и вы.
– Но химия тела…
– Химия легко воспроизводима. Дело не только в ней. Суть любви в последствиях.
– Объясни.
– То, что ты делаешь, когда любишь. Для того, кого любишь. Марна отдала себя тебе. Ты решил оставить ей жизнь. Разве этого мало?
– Нет, - я качаю головой.
– Дело не в ней. Я не превратил вирус в оружие истребления искинов не из-за любви.
На губах Голема появляется улыбка. Он словно ждал этого признания.
– Разумеется, из-за неё, - говорит он, не поднимая век.
– Хотя ты прав: Марна здесь была ещё ни при чём.
Фёдор открывает дверь. По его лицу ясно, что случилась неприятность.
– В чём дело?
– спрашиваю я, отдавая дворецкому пальто.
– Приходил Лемарский. Сказал, что вернётся завтра.
– А чего он хотел?
– Я спросил, что передать, но он не ответил.
– Ну, мне нечего добавить к уже сказанному. Будь добр, принеси курительные смеси в гостиную.
Полицейский меня сейчас беспокоит в последнюю очередь. Даже если он убедится, что я убил Шпигеля, мою вину пока невозможно доказать: нет ни трупа, ни мотива. Марна, скорее всего, не станет топить меня.
Фёдор возвращается с подносом в руках и ставит его на журнальный столик.
– Ужин подавай минут через двадцать.
– Хорошо, господин Кармин.
– Марна дома?
– Да. Сказать ей, что вы пришли?
– Не надо. Увидимся в столовой.
Фёдор выходит, а я заправляю испаритель смесью и «раскуриваю».
Если подумать, виртуальность - игра для взрослых, имитирующая жизнь. Врачующая раны, оставленные упущенными возможностями. Люди, окружающие меня здесь - либо симуляторы, либо такие же игроки, как я. В последнее время мне всё труднее убеждать себя, что происходящее - реально. Это не значит, что я хочу, как Олег, переселиться в действительность. Меня не удовлетворяет ни одна из сторон: я будто завис в самом зеркале.
Спустя четверть часа в гостиную заглядывает Фёдор, чтобы пригласить меня в столовую.
Марна уже сидит на своём месте. Подхожу, чтобы поцеловать её.
– Привет, - говорит она.
– Ты сегодня долго.
– Виделся с нашим общим знакомым.
– Что-то изменилось?
– Нет. Обменялись мыслями о будущем.
– Вы нашли общий язык?
– Надеюсь, что да. Главное, чтобы он не передумал.
– Полагаю, он всё решил.
– Решить и сделать иногда совсем не одно и то же.
Входит Валентина с кастрюлей в руках.
– Неспокойно стало у нас в доме, - заявляет она, ставя ношу на стол.
– Суп на ужин?
– спрашиваю я.
– Нет, господин Кармин, это тушеная телятина.
– Что тебя беспокоит?
Валентина начинает накладывать нам с Марной дымящиеся куски аккуратно нарезанного мяса.
– Людей много ходит. Полиция наведывается. И без детишек ваших я скучаю. Витя вон до сих пор где-то мыкается.
– Не пропадёт. Небось, у матери прячется.
Валентина смотрит на меня, не скрывая удивления. В её взгляде мелькает подозрение: не устал ли я от игры, не хочу ли нарушить негласные правила и повести себя так, словно наша жизнь в Киберграде - иллюзия? Все юзеры должны делать вид, что происходящее в виртуальности - подлинно. Цифровой мир держится на поддерживаемой всеми лжи.
Я отпускаю Валентину и беру вилку. Ем медленно, почти не чувствуя вкуса. Мои мысли вращаются вокруг Зои и Марны: их образы тесно сплелись в сознании, и мне трудно разделить их. Да и нужно ли? Кажется, киборг и его аватар представляют половины одного существа. Я должен научиться воспринимать их целостно, словно андрогина.
– Тебя больше не беспокоит судьба сына?
– спрашивает Марна, прерывая наше молчание.
– Наверняка он взрослее, чем кажется.
– Осторожнее, - Марна с притворным испугом округляет глаза.
– В Киберграде такие шутки считаются дурным тоном.
В её глазах, в её улыбке я вижу всё, что мечтал найти в женщине. Пусть миры сольются воедино, а плоть растает, обратившись в цифровой код - я не хочу знать разницы между людьми и киборгами, между реальностью и действительностью.
– Я люблю тебя, Марна.
Дай мне испить из твоей чаши.
Я лежу, глядя в потолок. Его покрывает роспись: копия картины Микеланджело «Сотворение Адама». Я установил её пару дней назад - взамен прежней, называвшейся «Мучения Святого Антония».
Меня всегда удивляло, почему Бог тянется к своему творению изо всех сил, а первый человек сидит, вальяжно развалившись, и едва утруждает себя ответным жестом. Рука Адама опирается о колено и согнута в запястье. Достаточно распрямить её, чтобы соприкоснуться с Творцом, но человек этого не делает.