Алекс
Шрифт:
Намокнув под дождем, эта крыса стала выглядеть еще омерзительнее. Ее шерсть казалась грязной и слипшейся, взгляд стал более пристальным, словно теперь она постоянно держалась настороже. Намокший длинный хвост вызывал даже не отвращение, а страх — как будто это была какая-то другая тварь, существовавшая отдельно от крысы, кто-то вроде змеи.
За проливным дождем началась гроза, к сырости добавился холод. Алекс совсем закоченела — теперь она вовсе не могла пошевелиться. Лишь чувствовала, как по ее телу прокатываются волны озноба — не просто дрожь, а настоящие судороги. Она лихорадочно стучала зубами. Ветер проносился по огромным пустым помещениям с такой силой, что ее клетка раскачивалась и вращалась вокруг своей оси.
Черно-рыжая крыса, единственная поднявшаяся по веревке, вначале расхаживала взад-вперед по крышке клетки, затем остановилась и высоко поднялась на задних лапках, почти встав на цыпочки. Судя по всему, она подала некий сигнал всеобщего сбора, потому что буквально через несколько секунд все остальные крысы присоединились к ней. Они были повсюду — справа, слева, на крышке, в корзине…
На мгновение весь зал осветился вспышкой молнии. Все крысы одновременно подняли головы, а затем стали носиться туда-сюда. Однако эти перемещения не были хаотическими — скорее они напоминали какой-то ритуальный танец. Крысы дергались, словно гальванизированные.
Только огромная черная крыса продолжала неподвижно стоять на доске, ближайшей к лицу Алекс. Затем тварь наклонилась и вытянула шею, еще ближе придвигаясь к пленнице и пристально глядя на нее расширенными глазами. Наконец снова выпрямилась и встала на задние лапки. Ее живот с рыжими подпалинами выглядел неправдоподобно огромным, раздутым. Она резко запищала, размахивая передними лапками во все стороны. Подушечки лапок были розовыми. Но Алекс видела только когти.
Она поняла, что крысы невероятно умны. Они догадались, что к голоду, жажде и холоду, которые она испытывала, нужно добавить страх — и устроили свой адский концерт. Чтобы окончательно ее сломить. Ей удалось выпить несколько капель дождевой воды, которую швыряли ей в лицо порывы ветра. Она больше не плакала, она дрожала. Она уже думала о смерти как об освобождении, но не осмеливалась представить себе, каково это — быть сожранной крысами…
Сколько дней они будут ею питаться?..
Не выдержав, Алекс уже собиралась завопить.
Но впервые за все время из ее горла не вырвалось ни единого звука.
Ее истощение достигло предела.
18
Ле-Гуэн встал с места, потянулся и сделал несколько шагов по кабинету, продолжая слушать отчет Камиля. Затем снова сел, положил обе ладони на стол и слегка прикрыл глаза, отчего стал похож на задумчивого грузного сфинкса. У Камиля появилось ощущение, что шефа осенила какая-то внезапная догадка, но он пока предпочел оставить ее при себе. А может, просто наслаждался своей небольшой разминкой, которую традиционно совершал три раза в день — вставал, доходил до двери и возвращался обратно. Иногда даже четыре раза. Спортивная дисциплина у него железная.
— Семь-восемь контактов, найденных в мобильнике Трарье, представляют некоторый интерес, — продолжал Камиль. — Этим людям он звонил по многу раз. И всегда задавал одни и те же вопросы — о своем пропавшем сыне. Когда он приезжал к ним, показывал ту фотографию, где Паскаль с какой-то девицей на сельской ярмарке.
Камиль побеседовал только с двумя из этих свидетелей — с другими встречались Луи и Арман. Он мимоходом зашел к Ле-Гуэну, чтобы сообщить ему об этом, но вообще-то в комиссариат он вернулся по другой причине — бывшая жена Трарье недавно прибыла из Орлеана и вот-вот появится здесь. Транспортные расходы любезно взяла на себя тамошняя жандармерия.
— Наверняка Трарье нашел их координаты в электронной почте сына. Их там и было-то всего ничего.
Камиль мельком глянул в свои записи.
— Некая Валери Туке, тридцать пять лет, бывшая одноклассница Паскаля, которую он на протяжении пятнадцати лет безнадежно пытался затащить в постель.
— В упорстве ему не откажешь.
— Его отец звонил ей множество раз, чтобы спросить, нет ли у нее каких известий о его отпрыске. По ее словам, Паскаль — совершенно жалкий тип. Полный неудачник. «Чурбан», как она выразилась. И еще… если у тебя найдется пара лишних минут, сейчас найду… а, вот: «Полное ничтожество. Ради эпатажа вечно рассказывал какие-то дурацкие истории…» В общем, судя по отзывам, то еще чудило. Хотя в целом безобидный. Но, во всяком случае, эта Валери понятия не имеет о том, что с ним стало.
— А другие свидетели?
— Некто Патрик Жюпьен, водитель, работающий в службе доставки на дом в химчистке-прачечной. Знакомый Паскаля Трарье по парижскому тотализатору. У него тоже не оказалось никаких известий от Паскаля. Девушку с фотографии он не знает. Еще один, Тома Вассер, приятель по коллежу, коммивояжер… Бывший коллега по работе — Дидье Коттар, грузчик, с которым они вместе работали в фирме, торгующей товарами на заказ по каталогам… В общем, каждый раз одна и та же история — звонит папаша Трарье, ставит всех на уши, но никто не может ему помочь — никто не общался с Паскалем уже очень давно. Все, что они могут сказать, — в деле замешана какая-то девица. Его приятель Вассер в открытую хохотал: «Ну, наконец-то он хоть кого-то подцепил!» Другой приятель, шофер из службы доставки, тоже говорил, что Паскаль всем уши прожужжал про свою Натали, но что за Натали — он понятия не имеет, никто никогда ее не видел. Получается, что Паскаль ее никому не показывал.
— Хм…
— В принципе это само по себе не слишком удивительно. Они познакомились в середине июня, а сбежал он с ней всего месяц спустя. То есть у него было не так много времени, чтобы познакомить ее с друзьями.
Наступила пауза. Камиль, слегка нахмурившись, листал свои записи. Время от времени он машинально поворачивал голову и смотрел в окно, словно надеясь увидеть там ответ на один из своих вопросов. Затем снова погружался в чтение. Ле-Гуэн хорошо знал эту манеру своего подчиненного и не торопил его. Лишь по истечении нескольких минут он наконец сказал:
— Ну давай выкладывай.
Он с удивлением заметил, что Камиль пребывает в некотором замешательстве, — такое случалось нечасто.
— Даже не знаю, как сказать… в общем, если начистоту — эта девушка… мне не очень-то нравится.
И тут же, не давая комиссару произнести ни слова, вскинул обе ладони вверх, словно защищаясь:
— Я знаю, знаю! Я знаю, Жан! Она жертва, а жертву мы не можем обвинять! Но если тебя интересует мое мнение — ну что поделать, оно вот такое.
Ле-Гуэн подался вперед и положил локти на стол.
— Камиль, но это полный идиотизм!
— Я знаю.
— Эту девушку посадили в клетку, как воробья, подвесили в двух метрах над землей, и она сидит там уже неделю…
— Я знаю, Жан…
— …и по фотографиям ясно видно, что она запросто может помереть со дня на день!..
— Да…
— Тип, который так с ней поступил, — законченный мерзавец, грубый скот, пьяница…
На сей раз Камиль только вздохнул.
— …который запер ее вместе с крысами…
Камиль кивнул, морщась, как от зубной боли.