Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Александр Александрович Формозов (1928–2009). Послесловие
Шрифт:

Одна из излюбленных теоретических концепций Формозова – идея постоянства и долговременности крупных локальных общностей, проходящих как сквозные традиции через много эпох, сохраняя в основном свои границы. Это своеобразное отражение стадиалистской идеи повсеместной автохтонности. Здесь можно было бы видеть и влияние экологической (географической) школы, но объяснения воздействием постоянной географической среды Формозов не выдвигал. Вероятно, почвой для формозовской концепции постоянных культурных очагов была его ностальгия по традиционной, дореволюционной культуре и науке. В советских условиях нежелание записываться в пионеры и комсомол, не говоря уж о партии, избегание упоминаний о классиках марксизма и славословий отцу народов, критика явных пороков советской археологии были сами по себе почти теоретическими положениями.

Его философской базой, несомненно,

был не марксизм, а старый позитивизм, мало отличающийся от традиционного для русской археологии XIX века. Приверженность фактам, презрение к поспешным историческим выводам, обработка источников на первом месте, описание и классификация как ведущие виды работ, критика источников как необходимый этап исследования, восстановленное уважение к эмпиризму и вещеведению, симпатия к вкладам натуралистов в археологию – всё это характеризует его как позитивиста. Это и давало ему основание утверждать, что у него нет никаких теоретических предпочтений, хотя позитивизм – это уже философская концепция, предполагающая соответствующие теории (хотя бы как обобщения фактов).

В его позитивизме была некоторая доля фрондёрства, противостояния марксистскому идеологическому прессу, но это не отменяет сути его концепции. В условиях этого давления и навязывания идеологии принципы эмпиризма, позитивизма и объективизма получали свое оправдание: они позволяли удержать хотя бы часть научной системы в сохранности. В этом сила эмпиризма – главного позитивистского методического принципа.

Слабость позитивистского подхода хорошо видна на работах Формозова по первобытной изобразительной деятельности. Тщательно собрав и отсортировав факты, отлично классифицировав их по видам и по регионам, проведя их критику и предложив датировки, Формозов остановился перед объяснениями, в сущности воздержавшись от самых трудных и важных вопросов. Это очень заметно при сравнении с работами его друга Столяра и его противника Шера. Столяр взял за основу идею, выдвинутую еще Пьеттом о происхождении живописи из скульптуры и разукрасив ее отдельными высказываниями Маркса (не Энтони, а Карла), построил эффектную, по крайней мере для советской России, концепцию эволюции изобразительной деятельности: от «натурального макета» (то, бишь, чучела) к пещерной фреске. Шер разработал методику формального анализа первобытных изображений и, поставив вопрос о причинах совершенства палеолитической пещерной живописи, привлёк для решения психику душевнобольных, создающих похожие натуралистические изображения, также вопрос о разделении функций полушарий мозга и прочие факторы и пришёл к оригинальной концепции, схожей с одновременно разработанными гипотезами Дж. Д. Льюиса-Уильямса из Южной Африки. Читать добротные книги Формозова очень полезно. Читать книги Шера ещё и увлекательно. Книги Формозова – это всё ещё ХХ век. Книги Шера – XXI.

О характере Формозова писано немало – и восхищённых эпитетов (принципиальный, смелый, педантичный, ответственный, чрезвычайно работящий, любящий сын, хороший друг и т. п.), и злых, хлёстких кличек (сноб, зазнайка, завистник, собакевич, клеветник, неумеха и т.д.). Его лучший друг Столяр (2004: 423) определяет его так: «А. А., по мнению, пожалуй, единодушному самых разных людей, сложная и нелёгкая личность. Точнее, я бы сказал – тяжёлый человек. Прежде всего, хронически тяжёлый, даже, можно сказать, беспощадный по отношению к себе». Столяр поясняет: не умеет приспосабливаться к людям, участвовать в групповой борьбе, рубит с недипломатической прямотой и порой чрезмерной резкостью, а то и категоричностью. О чём здесь Столяр промолчал, так это о том, что часто резкая критика направлялась на самых маститых, что для самого Столяра было совершенно неприемлемо. И надо бы сказать ещё об одном: слишком часто Формозов оказывался в своих обидах неправ.

К тому же идеальных людей не бывает (или, может быть, такие бывают, но крайне редко). У всех у нас есть достоинства и недостатки. Если видеть только недостатки у людей вокруг, то жить станет невозможно (Об этом же писал в Формозов). Если же опираться на достоинства и по мере возможности устранять недостатки, то окажется, что хорошего в людях очень много (Про это у него, кажется, не сказано). Баланс достоинств и недостатков в людях окружения Формозову было установить чрезвычайно трудно. Вероятно, потому, что он был слишком уверен в своей преимущественной и исключительной близости с культурным наследием страны и очень раним и обидчив.

9. Грозный судия. Вот человек с такими данными и с такой биографией вступил в борьбу со всей системой позднесоветской и постсоветской

археологии.

В конце 1972 г., надеясь на понимание Рыбакова, Формозов обратился к нему с открытой критической «Запиской» о состоянии первобытной археологии в СССР и в их институте. Это было через полтора десятилетия после такого же письма Чайлда. Рыбаков спокойно поставил «Записку» на обсуждение (оно проходило уже в 1973 г.), снисходительно выслушал и удовлетворился общим народным гласом, что всё не так плохо. Письмо было принято за выражение личного недовольства Формозова своим положением.

К 1973 году (ещё в советское время!) уже существовала идея книги «Человек и наука» – появился первый очерк с таким подзаголовком. Последующие очерки появились уже в начале 1990-х, пока ещё порознь в разных журналах.

Когда я опубликовал в 1993 г. свой «Феномен советской археологии», Формозов выступил с рецензией (1995 а), в которой указал на недостаточную критичность моей книги по отношению к деятелям и эпохе советской археологии. Одновременно он опубликовал свою книжечку, скорее брошюру, «Русские археологи до и после революции» (Формозов 1995 б), в которой привёл почти полные данные о репрессированных и расстрелянных археологах, о допросах и пытках, о чистках и проработочных кампаниях, о гибели музеев и памятников. Формозовская картина советской археологии была мрачна и ужасна. На книге обозначен тираж в 1000 экземпляров, но руководство Института позаботилось, чтобы на деле было издано всего 80 штук.

В 2003 г. Формозова уволили на пенсию (но он оставался советником дирекции), а в 2004 он издал уже приемлемым тиражом более полную книгу «Русские археологи в период тоталитаризма» (Формозов 2004 б) и очерки об этике учёных – «Рассказы об учёных» (Формозов 2004 а). Роль независимого историографа позволила ему присвоить себе в глазах многих статус «грозного Судии». В следующем году вышла та самая пробивавшаяся по частям книга «Человек и наука» (Формозов 2005) – вопль души. В этой книге Формозов откровенно и мотивированно высказался об аморальных качествах многих наших учёных – рядовых и (horribile dictu!) маститых – об их карьеризме, угодничестве, кумовстве, начальственном барстве, фальсификациях, плагиате, беспринципности, лживости, корыстности, лени и прочем – обо всём, что свойственно любой науке, но особенно пышно расцветает в условиях тоталитарного и пост-тоталитарного строя. Он говорил со знанием дела, конкретно, с указанием имён и событий. Задеты не только А.П. Окладников, но и М.М. Герасимов, Т.С. Пассек, О.Н. Бадер, С.Н. Бибиков, А.Д. Крайнов, А.Н. Бернштам, П.И. Борисковский, Я.А. Шер, А.П. Деревянко, В.И. Молодин, Г.Н. Матюшин и др. Всё это было написано эмоционально и ярко. У него был писательский дар (хотя совершенно не было дара устной речи из-за ужасной дикции – не выговаривал л, вместо р говорил в).

От моего «Феномена» книга отличалась направленностью: я анализировал социальные корни упадка науки, Формозов – этические, с массовым переходом на личности: всем сёстрам по серьгам.

Книга произвела эффект разорвавшейся бомбы. В ближайшем номере «Российской археологии» (2006, 3) появилось сразу пять статей с опровержениями (Формозова обвиняли в «злобном шельмовании», клевете и оперировании слухами – последнее иногда было верно), но речь могла идти лишь о конкретных ошибках и промахах. Да, они есть, кое-кого Формозов задел сгоряча, к кому-то отнесся предвзято (я хорошо это знаю, потому что и ко мне он относился в разные времена по-разному, в зависимости от сиюминутных обид). Свешникова (2009: 25) заметила, что сетуя на междоусобную борьбу между московскими и ленинградскими археологами за доминирование, Формозов всё же выступает активным сторонником московской группы: он высокомерен по отношению к провинциалам, обличает ленинградцев, но гораздо более снисходителен к москвичам (хотя и их поругивает).

Но общая картина, обрисованная Формозовым, к сожалению, верна. Все понимают, что в целом это так. Ведь читатели не с Марса.

Вскоре восьмидесятилетний возмутитель спокойствия умер (2009). Большинство сотрудников Института археологии, в котором он проработал полвека, не явилось на его похороны. Но ещё при жизни вышли два сборника в его честь, а через год после кончины – третий. Книги его читают, читают, читают…

Литература

Кореняко В.А. 2004. Этические проблемы и кризисные явления в археологии // Проблемы первобытной археологии Евразии. К 75-летию А. А. Формозова. М., Институт археологии РАН: 36–47.

Поделиться:
Популярные книги

Свет во мраке

Михайлов Дем Алексеевич
8. Изгой
Фантастика:
фэнтези
7.30
рейтинг книги
Свет во мраке

Целитель. Книга вторая

Первухин Андрей Евгеньевич
2. Целитель
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Целитель. Книга вторая

Мое ускорение

Иванов Дмитрий
5. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.33
рейтинг книги
Мое ускорение

Инферно

Кретов Владимир Владимирович
2. Легенда
Фантастика:
фэнтези
8.57
рейтинг книги
Инферно

Тринадцатый

NikL
1. Видящий смерть
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
6.80
рейтинг книги
Тринадцатый

Шведский стол

Ланцов Михаил Алексеевич
3. Сын Петра
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Шведский стол

Объединитель

Астахов Евгений Евгеньевич
8. Сопряжение
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Объединитель

Кровь и Пламя

Михайлов Дем Алексеевич
7. Изгой
Фантастика:
фэнтези
8.95
рейтинг книги
Кровь и Пламя

Герцогиня в ссылке

Нова Юлия
2. Магия стихий
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Герцогиня в ссылке

Столичный доктор. Том II

Вязовский Алексей
2. Столичный доктор
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Столичный доктор. Том II

Последний попаданец 11. Финал. Часть 1

Зубов Константин
11. Последний попаданец
Фантастика:
фэнтези
юмористическое фэнтези
рпг
5.00
рейтинг книги
Последний попаданец 11. Финал. Часть 1

Новый Рал

Северный Лис
1. Рал!
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.70
рейтинг книги
Новый Рал

Горькие ягодки

Вайз Мариэлла
Любовные романы:
современные любовные романы
7.44
рейтинг книги
Горькие ягодки

Разведчик. Заброшенный в 43-й

Корчевский Юрий Григорьевич
Героическая фантастика
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
альтернативная история
5.93
рейтинг книги
Разведчик. Заброшенный в 43-й