Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
ночь, блуждая по морозным улицам Петербурга. Вдруг
появился обход с офицером, которому я и объяснил свое
положение. Этот офицер оказался полковником Коротким,
в будущем, кажется, московским полицмейстером или чем-
то в этом роде, снискавшим себе печальную известность
в Москве. Короткий весьма ажитированно заявил мне:
«Хорошо, я вас пропускаю, но, помните, казарма пуста,
* Д. С. Мережковский был с каким-то присяжным поверенным
делегирован
траура. ( Примеч. А. Белого. )
295
к ней идет толпа рабочих, и, впуская вас, я должен вас
предупредить, что вы подвергаетесь всем опасностям воз
можной осады». С этим напутствием он меня пропустил,
и я, перегруженный впечатлениями дня, наконец добрал
ся до своего вынужденного обиталища, которое уже то
гда, ввиду своего настроения, решил покинуть, перебрав
шись в квартиру Д. С. Мережковского, который гостепри
имно предоставил мне свою спальню. Нисколько не бес
покоясь об ужасах возможной «осады», я проспал как
убитый и на другой день уже с утра очутился у Блоков,
где рассказал обо всем виденном и слышанном, вплоть
до последнего инцидента с Коротким. Тут А. А. улыбнул
ся тою шутливою улыбкою, которая ему была свойствен
на, и сказал мне: «А знаешь, он трус — вчера вечером
он устроил переполох, бегая по офицерским квартирам
и пугая офицеров и их семейства ужасами «осады».
И разговор перешел на мне знакомого офицера, которого
я знал с детства и который принадлежал к семейству,
отличительной чертой которого была «импровизация». От
крылся один миф этого офицера об имении с оранжерея
ми, которого будто бы обладателем он был, имении, в ко
тором я живал и которое не имело никакого отношения
к офицеру. Мы с А. А. весело шутили на этот счет.
Александра Андреевна выглядела спокойнее: ее мужу не
пришлось пока участвовать в столкновениях войск с ра
бочими, его отряд стоял в этом смысле в благонадежном
месте. Тут же я познакомился и с супругом Александры
Андреевны: это был худой, некрасивый военный с пре
краснейшими глазами. Он скромно появлялся за стол,
скромно садился и молча выслушивал наши полные не
годования речи. Я помню, что я старался быть умерен
ным, входя в трудное, щекотливое положение Франца
Феликсовича, а А. А. наоборот: выражался кратко, резко
и беспощадно вплоть до несочувствия лицам, вынужден
ным хотя бы грубою силою поддерживать правительство.
Помнится, мне было жаль бедного Франца Феликсовича.
Вообще
его трудному положению в ту эпоху.
Эти первые дни моего пребывания в Петербурге я ма
ло воспринимал общение с А. А. Мы все переживали со
бытия этих дней, толковали об арестах знакомых, о пере
менившемся отношении к царю со стороны тех, кто девя
того января еще сочувствовал самодержавию. Кроме того,
я был слишком занят все увеличивающейся близостью с
296
Мережковскими. У них я жил, проводя ночи напролет в
непрекращающихся разговорах с З. Н. Гиппиус на рели
гиозно-философские темы у ее камина, помешивая желез
ной кочергой с треском рассыпавшиеся уголья и прислу
шиваясь к поздним звукам (мы ждали, что Д. С. Мереж
ковского арестуют за его участие в закрытии т е а т р а , —
он был об этом предупрежден). Наконец целый ряд лиц, с
которыми я впервые познакомился, заняли все мое внима
ние. Это было время первых встреч и бесед с Ф. К. Сологу
бом, В. В. Розановым, Н. А. Бердяевым, С. Н. Булгаковым,
А. С. Волжским, А. В. Карташевым, В. А. Тернавцевым,
А. Н. Бенуа, Бакстом и целым рядом деятелей искусства
и пера. Естественно, что я был перегружен впечатлениями
и временно несколько рассеянно относился к моему об
щению с А. А. Шумные воскресные вечера у Розанова,
монотонные у Сологуба, воскресные чаи у Мережковских
от четырех до семи: собрания, в которых объединялась
группа «Нового пути» с тогдашнею группою «Проблем
идеализма», и та интенсивная, с одной стороны, религиоз
но-философская жизнь, с другой — религиозно-обществен
ная, которую развивали М е р е ж к о в с к и е , — вот что погло
щало меня, тем более, что в ту пору моя трехлетняя
переписка с Мережковским, прерываемая редкими личны
ми и очень интимными днями встреч в Москве, перешла,
можно сказать, в совместную жизнь, в то, событиями взвол
нованное, время. Что меня соединяло с Мережковским,
в том именно не соприкасались мы с А. А.; ему была
гораздо более чужда историческая проблема религии в ее
отношении к новой христианской эпохе. Он всегда стоял
несколько вдали от того специфически христианского гно-
сиса, который выдвигала проблема конкретного восприя
тия логоса. Можно было сказать, что логос воспринимал
он лишь сквозь ризы Софии, Той, которую он осязал в
эпоху своих зорь. Вся линия устремления Мережковского