Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
во мне с доктриной Рудольфа Штейнера, которой я от
дался в те годы.
Так жил я в Петербурге двойной жизнью, проводя
дни у Блоков, а вечера и ночи в общении с Мережков-
305
скими. Помнится, одно время часто приходил ко мне
Л. Д. Семенов и вызывал меня от Мережковских в Лет
ний сад, где рассказывал о своем потрясении, о резком
сдвиге с о з н а н и я , — он шел вместе с рабочими к царю, на
деясь, что царь выйдет к рабочим,
р а с с т р е л , — вокруг него валились люди, и он переживал
бурный переворот от монархизма к эсерству. Одно время
его мечтой было убить кого-нибудь из царской фамилии.
Помнится, в это время к Мережковским явился из Моск
вы В. Ф. Эрн и В. П. Свенцицкий с проектом обращения
к Синоду от группы христиан, протестующих против по
крытия расстрелов именем церкви. Мережковский, Фило
софов, Карташев горячо откликнулись на это. Мы собра
лись в «Пале-рояле» на Пушкинской улице, в номере там
жившего П. П. Перцова, для обсуждения этого обраще
ния. Кроме упомянутых мною лиц, меня и П. П. Перцо-
ва, помню, что там были: В. А. Тернавцев, секретарь
Синода, В. В. Розанов. Тернавцев, выслушав речь Свенциц-
кого о том, что он готов лично явиться с этим обращени
ем к иерархии, отнесся с недоверием к пафосу Свенциц-
кого и прибавил: «Ну, что же, может быть, вы и пророки,
идите, читайте». На это Философов возразил: «Как это
вы, В. А., прекрасно зная, что грозит этим юношам, с
такой невинной миною приглашаете их совершить такой
п р о с т у п о к , — это значит, направить их в пасть к льву»,
на что Тернавцев ответил полушутливо, полусерьезно:
«Что же, если они считают себя вправе обличать пред
ставителей церкви, они должны быть готовы на все».
Присутствующий здесь В. В. Розанов все больше помал
кивал, блестя золотыми очками и потряхивая коленкой.
Он осведомился небрежно о происхождении В. Ф. Эрна
и Свенцицкого, подчеркнувши их нерусское происхожде
ние, а относительно их пыла реформировать православие
небрежно сказал: «Была навозная куча, и осталась на
возная куча, нечего ее и раскапывать». Так был он на
строен антиправославно в то время. И тем не менее
меня поразила его дружба и согласие во многом с Тер-
навцевым: они называли друг друга Васей и Валей и по
ехали от Перцова обнявшись, на одних санях. Я понял, что
соединяет их не религия вовсе, а быт, эстетика культа.
Помнится, в эти дни мы вышли от Мережковских
в т р о е м , — Свенцицкий, Эрн и я, — и у Литейного моста в
разговоре Свенцицкого со мной у него в голове
идея «Христианского братства борьбы», которое скоро в
306
Москве и осуществилось, но к которому в Москве я уже
не примкнул. Прокламации братства печатались в комна
те Эрна и Свенцицкого, живших вместе на Предтеченке
(в угловом доме, наискосок от бывшей Поливановской
гимназии: вход к ним был через писчебумажный мага
зин). Помнится, я шел к А. А. Свенцицкий пришел со
мной к Блокам и, усталый, угрюмый, просидел там весь
вечер. А. А. он и на этот раз решительно но понравился,
а к идее «братства» Блок отнесся резко отрицательно. Так
протекали наши петербургские д н и , — и вот, уже прибли
жался день отъезда. Последний день я провел у Блоков.
В последний раз между нами была тишина и гармония,
никогда уже больше не появлявшаяся до периода наших
встреч после 1910 года. Мы вступили в трудный и слож
ный период наших отношений, длившийся с лета 1905 го
да, когда я еще раз, и в последний, с С. М. Соловьевым,
гостил в Шахматове, после которого последовала уже но
вая встреча, новый цикл отношений, именно в темном,
что оба мы друг от друга таили в эпоху 1904—05 гг.,
в том темном бездонном небе, которое однажды вы
ступило у нас, в нашей шахматовской б е с е д е , — в небе,
которое может быть и небом духа, и тяжелой судьбою,
в зависимости от человеческого подхода к нему, но кото
рое я называю пока внешним сочетанием слов: «тра
гедией трезвости» называю я нашу грядущую встречу.
Между этой трагедией трезвости и ласковым душевным
уютом с мечтами о мистерии шел трудный кряж для нас
одинаково тяжелых годин, 1906—07—08—09 годов, где
линия наших встреч из прямой стала вдруг ломаной.
Мне необыкновенно трудно охарактеризовать А. А. в
период этих наших встреч. Пришлось бы или вскользь
коснуться их, или постараться выявить и членораздельно
рассечь узел наших взаимных отношений, сплетенных из
решительного переворота в моих идеологических построе
ниях, уже далеких от А. А., вплоть до литературной так
тики, и из узла душевного перелома, происшедшего в со
знании А. А. Из него он вышел с тем суровым, замкну
тым, опаленным видом, с тою, лоб перерезывающей
складкой, с теми мешками вокруг глаз, с тем угрюмым
почти видом, который был часто для него характерен во