Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
бы реквием в два голоса.
Лирическая патетика Ремизова — голос блоковского поколе
ния, голос прощания и памяти: «А звезда его — незакатна. И в
ночи над простором русской земли, над степью и лесом, я вижу,
горит...»
У Федина, человека и писателя уже другого, следующего по
коления, глубокий исторический вывод: Блок — рубеж двух
эпох, двух миров, в нем и трагедия прошлого, и вера в правду
будущего, и потому он бессмертен.
Особое место в обширной мемуарной литературе о Блоке
занимают
телен. Может быть, это самое глубокое из всего, что сказано о
Блоке его современниками.
Сидя ранней весной 1919 года на скамейке в Летнем саду,
Блок настойчиво, жадно выспрашивал Горького о бессмертии,
о возможности бессмертия. Его мятущаяся, разрушительная, тра
гическая мысль искала и не находила ответа на этот вопрос.
Ответ дала история. Не личное бессмертие, не «бессмертие
души», а бессмертие свершенного дела, творческого подвига осени
ло Александра Блока в предании и памяти народа.
Вл. Орлов
ЮНОСТЬ
П О Э Т А
Эта юность, эта нежность —
Чт о для нас она была?
Всех стихов моих мятежность
Не она ли создала?
M. A. БЕКЕТОВА
АЛЕКСАНДР БЛОК И ЕГО МАТЬ 1
1
А Л Е К С А Н Д Р Б Л О К
Воспоминания и заметки
Г л а в а I
РАННЕЕ ДЕТСТВО АЛ. БЛОКА
Жил Саша в то время в верхнем этаже ректорского
дома. Детская его помещалась в той самой комнате, вы
ходившей окнами на университетский двор (в части до
ма, более отдаленной от улицы), где он родился *. Здесь
он спал и кушал, но играл далеко не всегда. Пока няня
убирала его комнату, он проводил время то у прабабуш
ки А. Н. Карелиной **, комната которой была за стеной
его детской, то у тети Кати, нашей старшей сестры, ко
торая особенно его любила. <...> Около полудня часто от
правлялся Саша в бабушкину спальню, выходившую ок
нами на Неву. Здесь он совсем еще маленьким прыгал
на столе и на кресле и, стоя на подоконнике, поддержи
ваемый кем-нибудь из домашних, дожидался, пока уда
рит
барками и пароходами. Войдешь, бывало, в эту комнату
в солнечный день и увидишь яркую полосу синей Невы,
сверкающую из-под белой маркизы, а на окне — веселый,
розовый мальчик и при нем кто-нибудь из взрослых. Все жи
тели ректорского дома принимали Сашу с распростертыми
* Ректорский дом теперь совершенно перестроен внутри, в
нем помещаются аудитории и канцелярии. ( Примеч. М. А. Беке
товой. )
** Наша бабушка по матери, которая жила у нас в первые
годы Сашиной жизни и присутствовала при его рождении.
( Примеч. М. А. Бекетовой. )
39
объятиями. В дедушкином кабинете, тоже выходив
шем окнами на Неву, он подолгу сидел на ковре и
рассматривал картинки в больших томах Бюффона и
Брэма 2.
Много бегал Саша по комнатам обширного ректорско
го дома, особенно наверху, в длинной, светлой зале, и не
раз опускался и поднимался по теплой внутренней лест
нице, устланной ковром, которая соединяла два этажа.
Вставал он рано, как все дети, и успевал утром и погу
лять и поиграть. В хорошую погоду он гулял еще среди
дня, после 2-х часов. Его водили чаще всего по солнеч
ной Университетской набережной, а весной и осенью в
университетский ботанический сад, о существовании ко
торого не имеют понятия многие жители Петербурга. Ко
гда родился Саша, сад был еще в хорошем виде и целы
были те великолепные осокори петровских времен, кото
рые погибли при постройке химического дворца. <...>
В Шахматове 3 Саша жил до трех лет в особом фли
геле *, где у него была кроватка с высокими решетками
и тюлевым пологом от комаров. Он спал в одной комна
те с матерью, рядом помещалась няня. В том же фли
геле жила в отдельной комнате и прабабушка его
А. Н. Карелина. <...>
Когда Саше было около трех лет, мы переехали из
ректорского дома на частную квартиру на Пантелеймо-
новской, близко от церкви. Она была в четвертом этаже,
светлая и симпатичная, но оказалась сырой, и потому мы
жили на ней всего одну зиму. У Саши с матерью была
небольшая комната, тут же спала и новая няня. Тесноту
этого помещения скрашивала большая зала, где Саша
бегал, разумеется, сколько угодно. Очень близко был Лет
ний сад, куда Сашу часто водили гулять. <...>
Весной (1883 года) <...> поехали сначала в Шахматово,
а потом за границу — в Триест и Флоренцию. <...>