Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
но всегда дорогим именем, и он досадовал на ту забыв
чивость, с которой русский читатель уже успел отойти
от этого имени после несколько холодного «признания»
в эпоху восстановления прав поэзии в 80—90-е годы.
Но не лежит ли часть вины здесь и на самом Фете: не
был ли в чем-то холоден и сам учитель, не договари
вавший того, о чем договорил ученик?
2
В «Новом пути» после первого, дебютного номера.
(январь 1903
чатания стихов по авторам: то есть в каждой книжке
199
помещать одного какого-либо поэта в ряде пьес, напе
чатанных вместе, взамен традиционной системы — рас
сыпать разнохарактерные «вещицы» различных авторов
по всей книжке журнала, «на затычку». Нехитрая
реформа, но тогда и это было новшеством. Так, февраль¬
ская книжка была отдана Сологубу, а март предназна
чался для З. Н. Гиппиус. Но она сама пожелала усту
пить этот месяц Блоку; март казался самым естествен
ным, даже необходимым месяцем для его дебюта: март —
месяц Благовещенья. Со стороны молодого журнала была
некоторая отвага в таком решении: выдвигать уже в
третьей книжке дебютанта, о котором заранее можно было
сказать, что «широкая публика» (публика 1903 года!) не
примет его как своего певца. В «портфеле» редакции, то
есть в ящиках письменного стола, лежали стихи Мин
ского, Мережковского и такого общеприемлемого для всех
времен (хотя прекрасного) поэта, как Фофанов. Но хо
телось «пустить» Блока — и именно в марте... «Букет»
его стихов составился легко и был подобран самим авто
ром 9. <...>
«Новый путь», как журнал религиозно-светский, был
подчинен целым двум цензурам — светской и духовной,
в которую направлялись корректуры религиозного или
«похожего» на то (по мнению светского цензора) содер
жания. Большие буквы стихов Блока подчеркнуто гово
рили о некоей Прекрасной Даме — о чем-то, о к о м - т о , —
как понять о ком?
Белая Ты, в глубинах не смутима,
В жизни — строга и гневна.
Тайно тревожна и тайно любима,
Дева, Заря, Купина.
Непостижного света
Задрожали струи.
Верю в Солнце Завета.
Вижу очи Твои.
От таких стихов не только наш старомодный и угрю
мо подозрительный «черносотенец» Савенков (светский
цензор журнала, очень к нему придиравшийся) мог
впасть в раздумье... Стихи с большими буквами могли
легко угодить в духовную цензуру, и хотя она в общем
была мягче светской, но в данном случае и она могла
смутиться: менестрелей Прекрасной Дамы не знают рус
ские требники. И без того, отправляя стихи в цензуру,
мы трепетали вероятного — минутами казалось: неизбеж-
200
ного — запрещения. Большие буквы... ах, эти большие
буквы! — именно они-то и выдавали, как казалось, ав
тора с головой. «Не пропустят»... И тут вдруг кому-то в
редакции мелькнула гениальная мысль: по цензурным
правилам, нельзя менять текста после «пропуска» и подпи
си цензора, но ничего не сказано о чисто корректур
ных, почти орфографических поправках, как, например,
перемена маленьких букв на большие. Итак — почему
бы не послать стихи Блока в цензуру в наборе, где не
будет ни одной большой буквы, а по возвращении из
чистилища, когда разрешительная подпись будет уже на
своем месте, почему бы не восстановить все большие
буквы на тех местах, где им полагается быть по ру
кописи? Так и было сделано — и, вероятно, эта уловка
спасла дебют Блока: цензор вернул стихи без единой по
марки и не заикнулся о духовной цензуре, хотя при
встрече выразил мне недоумение: «Странные стихи...»
Но ведь странными должны были они показаться далеко
не одному благонамеренному старцу Савенкову.
Мартовская книжка — лучшая книжка журнала за
оба года его существования (в ней, между прочим, жур
нальный дебют А. М. Ремизова) — вышла из двойных
кавдинских ущелий цензуры только в самом конце ме
сяца. В «Новом пути» помещались цинкографические
снимки, подбором которых имелось в виду натолкнуть
читателя на более культурные предпочтения, чем те, к
каким он традиционно привык в 1903 году. Давались
обыкновенно воспроизведения картин Ренессанса и т. п.
Для марта мы решили подобрать своего рода художест
венный антураж к стихам Блока и поместили в листе его
стихов четыре «Благовещенья» — Леонардо из Уффиций,
деталь — голову Марии с той же картины, фреску Беато
Анжелико из флорентийского монастыря св. Марка и
алтарный образ нашего Нестерова из придела в Киевском
соборе. Блоку была приятна эта иллюстрация, и он го
рячо благодарил меня за нее. Журнал и он уже вполне
знали друг друга.
Какое было впечатление от появления первых стихов
Блока? Разумеется, как и следовало ожидать, впечатле
ние едва ли не самого «курьезного» из курьезов курьез