Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
с тем сознание глубокого превосходства Блока над всеми
ними. И поэт хорошо понимал эти чувствования по от
ношению к нему: он отвечал ласковым вниманием, но
без малейшего оттенка покровительственной снисходи
тельности. Сколько раз ни случалось мне потом встре
чаться с Блоком, он никогда не стремился разыгрывать
роль maitre'a даже при общении с самыми юными лите
ратурными дебютантами.
В описываемый вечер таковые оказались и в
среде. По настоянию Блока, «волнуясь и спеша», прочи
тали и они кое-что из своих произведений. И ко всем
Блок отнесся с ласковой благожелательностью, а од-
192
ному молодому политическому поэту, описывавшему
смертную казнь в крепости, дружески посоветовал от
бросить риторическое заключение, и от этой безболезнен
ной операции стихотворение, к великому восторгу автора,
значительно выиграло в своей выразительности.
Брезжило раннее утро, когда мы с Лернером вышли
на пустынную Галерную под впечатлением кондратьев
ского вечера.
— Какой чудесный поэт — Б л о к , — задумчиво сказал
Лернер...
— Но вам, как пушкинисту, не могло не броситься в
глаза его чисто пушкинское отношение к младшим со
братьям по п е р у , — добавил я. — Такая же щедрость оцен
ки и увлечение чужими произведениями...
— Да, да... Но этим он совершает бессознательный
грех и провоцирует на литературные бестактности «тол
стокожих». Как не совестно было одному из них после
такой глубокой вещи, как «Незнакомка», читать свою
безвкусную, звукоподражательную «Железную дорогу»!
К тому же еще...
Но Лернер сразу осекся. Стуча по панели кожаными
калошами, нас нагонял как раз «толстокожий» автор
«железнодорожного» стихотворения 11.
Ранняя осень 1909 года. Мы сидим у моего близкого
родственника И. Ф. Анненского на балконе его царско
сельской дачи, в одной из уединенных улиц тихой
Софии.
Я пользуюсь всякой свободной минутой, чтобы пови
дать ласкового Иннокентия Федоровича. Но не всегда
это удается... В последние два-три года его «открыли» —
и в Царское Село началось настоящее паломничество.
Кого только тут не было: от маститых профессоров
классической филологии до мелких газетных сотрудни
ков включительно... Литературная слава, которая так
долго не давалась Анненскому, теперь озаряла его ярки
ми прощальными лучами, подобными лучам этого осен
него заходящего солнца.
Сижу в углу дивана, слушаю оживленную беседу
Анненского с Блоком и не предчувствую, что через три
месяца, всего через три коротких месяца, жилищем вдох
новенного
царскосельское кладбище.
7 А. Блок в восп. совр., т. 1 193
В эти минуты внимание мое приковано к Блоку — и
он открывается мне с новой стороны.
Здесь, в присутствии яркой индивидуальности и мощ
ной, неизбытой творческой силы Анненского, Блок не
стушевывается, остается по-прежнему самим собою.
Он внимателен к творческим замыслам своего собесед
ника, с интересом расспрашивает о его лекциях по
античной литературе, читаемых на Высших женских
курсах 12, но какой-то ледок замкнутости окружает его.
Что это? Боязнь чужого влияния или стремление сохра
нить чувство собственного литературного достоинства пе
ред восходящим литературным светилом?
Кажется, ни то, ни другое, а третье: «самость», глу
бокая духовная законченность, но исполненная в эту
минуту особенно четкой, мертвенной холодности, высту
пающей на ярком фоне другого, столь отличного, внутрен
него мира.
Почувствовал это, видимо, и сам Анненский. Прово
див Блока, он, вернувшись к нам, сказал:
— Знаете: некоторые называют его — «красивый
м е р т в е ц » . . . — А потом прибавил: — Может быть, это и
правда. И глубоко задумался 13. <...>
Уже во дни большевизма я мимоходом встретился с
Блоком на одной из людных улиц Петрограда, и мы,
перебирая общих знакомых, вспомнили одного из лите
раторов — коллекционера, обладавшего огромным собра
нием фотографических карточек всех современных рус
ских писателей 14.
— Мы с вами — университетские т о в а р и щ и , — сказал
я Б л о к у . — Знаете вы меня почти двадцать лет, а я не
имею вашего портрета...
Блок промолчал. Прошло несколько дней — и я по
лучил от него письмо, явившееся отголоском нашего раз
говора.
«Милый Сергей Владимирович, — писал Б л о к . — Я по
всюду искал свою фотографию — и не нашел. Теперь у
меня совсем нет денег, чтобы сняться. Посылаю Вам
открытку с моим портретом. Право же, она не так плоха.
Когда придут лучшие времена, непременно снимусь и тог
да заменю ее настоящим фотографическим портретом» 15.
Милый Александр Александрович!..
ПЕТР ПЕРЦОВ
РАННИЙ БЛОК