Александр I = старец Фёдор Кузьмич?

Выпуская в свет в прошлом году книгу, где развенчивалась одна из богатейших фантазий русского прошлого, мы писали, что достоверные факты бессильны там, где выступают легенда и фантастика… И мы не ошибались: прочитав исследование профессора Лунинского о княжне Таракановой, многие не могли отрешиться от прежних представлений об этой особе, несмотря на всю убедительность, ясность и доказанность фактов.

Теперь мы хотим говорить о другой легенде из русской истории, более близкой по времени и более удивительной: о старце Кузьмиче и Александре Первом. Говорить с предубежденным читателем – задача не из благодарных, поэтому мы не стараемся в чем-нибудь разубеждать, а желаем только выяснить, возможен ли факт, рассказываемый в легенде,

и если невозможен, то почему возникла сама легенда. Таким образом, наша задача сводилась к тому, чтобы показать сходство и различие между двумя историческими личностями, которых людская фантазия желает отождествить. В этом случае наше внимание прежде всего обратилось к императору Александру и старцу Кузьмичу – как психическим типам, так как психологические факторы возникновения легенды превосходят здесь все другие. Мы не будем повторять здесь того, что читатель найдет в самой книге, а предупредим его, что автор исследования, г-н Василия, нарочно старался дать возможно больше фактического и документального материала и воздерживался от каких-либо голословных заключений, так как он постоянно помнил, что имеет дело с легендой и предубеждением, в борьбе с которыми важнее всего факт.

Г.Балицкий

Едва ли кто другой из русских царей, кроме Петра I, превзошел Александра I в страсти к передвижениям и путешествиям и даже не только по своему государству, но и за границей. Почти непрерывное странствование вело за собою то, что оба они редко видели своих близких и бывали в столице лишь наездами.

22 мая 1818 года Александр при объезде юга России посетил в первый раз город Таганрог, которому во второе его посещение суждено было сыграть такую роковую роль в судьбе императора. Дневки, ночевки, встречи, балы, обеды – все это должно было неблагоприятно действовать на здоровье путешественника, тем более что в то время в России не было ни железных, ни шоссейных дорог. Местами и теперь еще сохранились остатки дорог, которые прокладывались услужливыми администраторами для царственных путешественников, например, Екатерининская дорога между селом Царицыном и селом Дубровицами Подольского уезда. Но это можно было сделать на коротком расстоянии, а всю Россию такими дорогами не покроешь.

Не всегда и не везде бывали балы и обеды, иногда приходилось питаться одним картофелем; иногда неудобства пути доходили до такого предела, когда самая жизнь путников подвергалась опасности, например, при переправе в шлюпке через озеро Улео в Финляндии; или, например, на обратном пути: императору пришлось идти пешком, вести свою лошадь и чистить ее, когда она при переправе вброд выпачкалась в грязи. Но как ни идиллично было это путешествие, жизнь не ждала, а советчикам государя было не до сентиментальностей, им было в пору лишь успевать творить расправы, душой которых был Аракчеев.

Несмотря на все его старания смягчить впечатление, ему все же приходилось нередко огорчать своего повелителя, и вот, как раз во время путешествия по Финляндии, случилось событие, которое могло бы, казалось, менее предубежденного человека заставить призадуматься: в военном поселении, в Чугуеве, вспыхнул бунт. Жестокость его усмирения должна была быть как-нибудь скрашена, и вот здесь временщик открыл новую струну в душе Александра, на которой ему было выгодно играть, – это было мистическое и религиозное настроение государя.

Вот как писал граф в своем донесении: «По разным собственным моим о сем днем и ночью рассуждениям, с призыванием на помощь всемогущего Бога, я видел, с одной стороны, что нужна решимость и скорое действие, а с другой, слыша их злобу единственно на меня, как христианин, останавливался в собственном действии, полагая, что оное, может быть, по несовершенству человеческого творения, признаться может строгим или мщением за покушение на мою жизнь. Вот, государь, самое затруднительное положение человека, помнящего свое несовершенство. Но важность дела, служба Отечеству и двадцатипятилетняя привязанность к лицу императора Александра I решили меня, составя комитет, рассуждать в оном по делам, до возмущения касающимся, действовать же строго и скоро от лица моего, в виде главного начальника…

После всех сих предварительных мер, в исполнение приведенных, и когда военный суд был окончен и представлен ко мне на конфирмацию, по коему приговорено к лишению живота 275 преступников, я дал предписание дивизионному командиру генерал-лейтенанту Лисаневичу, что утверждаю его мнение о наказании их шпицрутенами каждого через тысячу человек по двенадцати раз, с тем, чтоб наказание сие было учинено в первый день только сорока человекам, из главнейших преступников… Определенное наказание было произведено в Чугуеве 18 августа, и к оному были приведены из Волчанска все арестанты и из Змиева главнейшие бунтовщики. При оном находились и все арестанты, содержащиеся в Чугуеве, и депутаты, бывшие у меня в Харькове. Ожесточение преступников было до такой степени, что из сорока человек трое, раскаявшись в своем преступлении, просили помилования; они на месте прощены, а прочие 37 наказаны; но сие наказание не подействовало на остальных арестантов, при оном бывших, хотя оно было строго и примерно, ибо пехотные солдаты, по неудовольствию своему на чугуевцев за их возмущение, сильно их наказывали. Впрочем, при сем наказании присутствовали медицинские чиновники, кои прекращали оное по силе и сложению каждого преступника.

По окончании сего наказания спрошены были все ненаказанные арестанты, каются ли они в своем преступлении и прекратят ли свое буйство? Но как они единогласно сие отвергли, то начальник штаба поселенных войск, с согласия моего, приказал из них взять первых возмутителей и наказать на месте же шпицрутенами, а толпа преступников, под арестом находящаяся, только тогда пришла в повиновение и начала просить помилования, когда наказано из них было пятнадцать человек. В то же самое время наказание прекращено, и все арестанты, не бывшие под судом, приведены вновь к присяге… Принеся в душе моей благодарность Всевышнему, я немедленно переехал на жительство в Чугуев, в середину самого города, призвал к себе депутатов и объявил им, что приму на себя ответственность остановить наказание, судом определенное, и пошлю к вам, государь, просить за них всемилостивейшее прощение, если исполнят следующее: дадут мне список главных зачинщиков беспорядка, отыщут бумаги, при начале сего возмущения ими писанные, и найдут, или, по крайней мере, откроют место убежища трех преступников, бежавших в первые дни беспокойства.

С помощью Божией сие имело желанный успех… Действующие эскадроны Чугуевского уланского полка выступили в Чугуев в военном порядке; я лично объявил им благоволение вашего величества, и они прошли мимо церемониальным маршем, шагом повзводно и рысью полу-эскадронно. После сего приказал я представить к себе находившихся под их присмотром, на общественной полковой работе, 438 нижних чинов поселенных и резервных эскадронов, бывших в числе ослушников, и, отобрав из них зачинщиков, отправил оных под арест, а остальным объявил, чтобы кающиеся в своем преступлении пали на колени и просили прощения. К удовольствию моему, сие исполнилось в одно мгновение, и я, оставя их в сем положении на коленях, приказал действующим эскадронам следовать в свои квартиры мимо их, а потом, сделав им должное наставление, простил и распустил по домам… К предупреждению же всякого беспорядка везде нахожусь сам и надзираю лично, надеясь всегда на благость Создателя».

Контраст между приветливостью финляндцев, старавшихся всеми силами и средствами угодить императору, и этим жестоким донесением был поистине разителен, а между тем Александру приходилось делать хорошую мину при плохой игре и отвечать временщику хотя сдержанно, но любезно. Он даже решается ему напомнить: «Сделано ли нами все обещанное полку?»

С этих пор наступил как бы какой-то поворот в судьбе императора: в Варшаве ему пришлось столкнуться тоже не с радостными вестями о недовольстве Константином Павловичем и в армии и в администрации. Вскоре скончался граф С.К.Вязьмитинов, что тоже очень огорчило государя. В следующем году (1820) пришлось заняться вопросом о престолонаследии в связи с расторжением брака Константина Павловича с великою княгиней Анной Федоровной, удалившейся за границу. После этого появился манифест такого содержания: «При сем, объемля мыслию различные случаи, которые могут встречаться при брачных союзах членов императорской фамилии, и которых последствия, если не предусмотрены и не определены общим законом, сопряжены быть могут с затруднительными недоумениями, Мы признаем за благо, для непоколебимого сохранения достоинства и спокойствия императорской фамилии и самой империи нашей, присовокупить к прежним постановлениям об императорской фамилии следующее дополнительное правило. Если какое лицо из императорской фамилии вступит в брачный союз с лицом, не имеющим соответственного достоинства, то есть не принадлежащим ни к какому царствующему или владетельному дому, в таком случае лицо императорской фамилии не может сообщить другому прав, принадлежащих членам императорской фамилии, и рождаемые от такового союза дети не имеют права на наследование престола. Изъявляя сию волю нашу настоящим и будущим членам императорской нашей фамилии и всем верным нашим подданным, по точному праву, определенному в 23 пункте «Учреждения об императорской фамилии», пред лицом Царя царствующих обязуем всех и каждого, до кого сие касаться может, сохранять сие дополнительное наше постановление в вечные времена свято и ненарушимо».