Александр Невский. Сборник
Шрифт:
— Вот это худо. Ведь это выходит, что ты украл, — вскричал молодой человек.
— Не для себя взял, а для тебя. А деньги-то больше твои, чем Некомата: от тебя же он их нажил. Да и много ль я взял? Ему вдосталь осталось.
— А всё-таки я бы...
— Э, господине! — перебил его Большерук. — Я старый человек, знаю, как без денег быть на чужой стороне... Не о себе пекусь — что мне! Я уж и жизнь больше как наполовину прожил — о тебе заботушка. Помню, как матушка твоя в смертный час сказала: «Береги Андрюшу, Матвеич, не дай сироту
Что-то нежное зазвучало в голосе старика.
— Спасибо, Матвеич, — с чувством промолвил юноша. — Тоже люблю тебя как родного.
— Спасибствовать за что же? Сердце у меня трепыхалось, как узнал я, что отчим супротив тебя задумал. И слава Тебе, Господи, что теперь мы ослобонились от него.
— Ослобонились ли?
— Бог поможет. Он, милостивый, всё устроит. Уйдём от погони. Да и знаю я здесь один путек скрытный. Однако подгоним коней...
Лошадей подхлестнули, и мерный топот понёсся по тихому лесу...
Странный сон пригрезился в эту ночь Суровчанину.
Ему снилось будто он — Некомат — большой паук, а пасынок его, Андрюшка, — крупная оса.
И Андрюшка-оса будто бы — зу-у! — летает, жужжит вокруг отчима-паука; и жало выпустила, и кольнуть готова.
А он - паук за ней гоняется, челюстями шевелит, протягивает мохнатые ноги — вот-вот схватит.
И как будто — цап! — схватил. А оса вдруг как ужалит... Забился, заметался паук...
Вскрикнул купец и проснулся.
В доме мёртвая тишина.
Чуть мерцают лампады.
Сквозь окно брезжит тусклый рассвет.
Уставился Некомат на оконный переплёт и перевёл дух.
— Фу! Вот сон! — проворчал Суровчанин и сел на постели. — К чему такое приснилось? Надо думать — не к добру.
Прилёг было снова.
Не спится.
По тихому дому гулко раздались чьи-то торопливые шаги.
Потом голос Пахомыча за дверью спросил:
— Не спишь, господине?
— Нет. Что тебе?
Ключник, кое-как одетый, бледный, предстал на пороге опочивальни.
— Беда стряслась, — промолвил он, — Матвеич и Андрон убегли. И трёх коней угнали.
Как ни был Суровчанин изумлён этим известием, однако не мог не заметить некоторой странности: бежали двое, а коней увели трёх... Почему именно трёх? Если б хотели ехать на двух конях, так взяли бы четырёх — у каждого был бы один конь под верх, другой в запасе.
— Дивно, что трёх, — прошептал он.
Потом стал соображать под плаксивый голос ключника.
— Андрон — племяш Большерука. Дядя пошёл наутёк, ну и его прихватил, чтобы я на Андроне злобы не срывал... Это всё так... А вот с чего Матвеич на старости лет в бега ударился? Жил-жил — и вдруг на! Да и как он смог своего любимца Андрюшку оставить? Что-то тут не так... Не Андрюшкины ли тут штуки?.. Может, без моего спросу послал их куда? А не спросил нарочно, чтобы власть свою показать... Лучше всего будет самого Андрюшку порасспросить. Ему, верно, поболе нашего ведомо. Может, ему Матвеич что-нибудь тайно заранее сказал. Недаром вчера Андрей кислым таким ходил...
Придя к такому заключению Некомат сказал Пахомычу:
— Пойдём к Андрею... Не знает ли он чего.
Он пошёл к горнице пасынка. Ключник, вздыхая, поплёлся за ним.
Каково же было изумление Суровчанина, когда он нашёл комнату пустою! При отблеске рассвета можно было видеть царивший в ней беспорядок: там и сям были раскиданы вещи; какой-то узелок, вероятно забытый второпях, лежал на лавке.
— Вот для кого третья-то лошадь понадобилась, — вскричал он. — Убег... Знать, проведал... Теперь всё пропало!
Он схватился за голову.
— Господи, помилуй! — воскликнул испуганно Пахомыч.
— Что ж делать теперь? — растерянно прошептал Некомат.
Лицо его исказилось злобой.
— Ускользнул... Ушёл... Так нешто мне теперь погибать? Так нет же, нет! Поймаю, и тогда...
Он погрозил кулаком.
Потом крикнул ключнику:
— Подними всех холопов... Седлать коней! Поскачем в погоню.
Вскоре весь дом пришёл в движение.
Некомат сам осмотрел следы. Они поставили его в тупик.
— Путь не к Москве... Али они окружным путём?
Холопы на конях были разосланы во все стороны.
Сам Суровчанин во главе конной ватаги поскакал по следам.
Он был вооружён как для битвы; глаза его метали искры, брови нахмурены: если погоня удалась бы, Андрея Алексеевича ожидало мало хорошего.
Следы то тянулись «гусем», то, когда тропка становилась шире, выравнивались в линию; порой они были ясно видны на сырой почве, иногда о них приходилось только догадываться, когда путь шёл по мелкой траве или пушистому мху.
— Догоним! — ворчал Некомат, кусая усы, и погонял коня не жалея.
Рабы неотступно следовали за ним.
По их сумрачным лицам трудно было угадать, как они относятся к побегу двух своих товарищей и Андрея Алексеевича.
Но иногда в глазах некоторых, когда они взглядывали на гневного господина, мелькало злорадство.
Скачка по лесной тропе продолжалась несколько часов.
Вдруг следы круто свернули в сторону, в чащу, и разбежались между деревьями.
Выслеживать стало значительно труднее.
Суровчанин напряг всё своё внимание, чтобы не потерять их.
Ехать приходилось медленно.
— Этак мы до вечера проплутаем, — сердито ворчал Некомат.
Слышно было, как вдали журчит ручеёк.
К нему то и привели следы и разом оборвались. Они в буквальном смысле канули в воду.
— Через него ехали, благо не глубок, — сказал купец.
Он слез с коня и внимательно стал рассматривать песчаное дно. Ручей был не очень глубок и вода прозрачна, но течение быстрое. Дно казалось совершенно ровным; никаких следов не виднелось.