Александр Посохов. "Всемогущий из С С С Р"
Шрифт:
Слышно, как мать вздыхает и снова спрашивает:
– А она всё такая же красивая?
– Даже слишком, - засыпая, тихо бормочет Панкратов.
– Но всё равно она никуда не денется, от меня не уйдёшь, всему своё время.
– И не держи ты руки за спиной, когда идёшь по улице, - вдруг сердито после короткой молчаливой паузы произносит мать.
– Ты же не под конвоем. Сколько раз тебе говорить надо.
Солнечный майский день. Тот же сарай за домом Панкратова, та же почерневшая от времени пустая голубятня, от захвата с сеткой на ней осталось несколько сломанных реек. Панкратов возле сарая отрабатывает приёмы рукопашного боя. Бьёт, чаще ногами, по висящему на стене старому матрасу, на котором углем начерчена
Панкратов за своим письменным столом, закрывает и откладывает в сторону учебник истории СССР. Тут же ещё другие учебники, тетради. Панкратов встаёт из-за стола, выходит из комнаты, надевает кеды.
– На тренировку?
– спрашивает мать.
– Как всегда, - говорит Панкратов.
– Сегодня же суббота.
– А когда выпускные экзамены начинаются?
– На следующей неделе, - отвечает Панкратов и уходит.
Тёплый, светлый вечер. Старый, заросший, неухоженный сквер. На главной дорожке возле сломанной скамейки человек пять разновозрастных мужиков, не обращая внимания на прохожих с детьми, распивают спиртное, громко сквернословят, швыряют мусор в кусты.
– Привет, бичи позорные!
– подойдя к пьяной компании, задиристо восклицает Панкратов.
– Быстренько всё убрали за собой и сами убрались отсюда.
Самый здоровый из мужиков первым поддаётся на провокацию.
– Не понял, - в крайнем удивлении произносит он.
– Чего тебе надо, щенок?
– Чтобы вы ушли и чтобы рож ваших я здесь больше не видел, - спокойно отвечает Панкратов, но с явным желанием раздразнить противника.
– А если не уйдём?
– спрашивает мужик.
– Да куда вы денетесь, козлы вонючие!
– говорит Панкратов.
Такой дерзости и таких обидных слов этот самый здоровый мужик уже не выдерживает и без опаски, бесшабашно нападает на Панкратова. Панкратов сбивает его с ног одним ударом. Другие мужики тоже, гурьбой, с хмельным азартом, нападают на Панкратова. Один из них при этом успевает даже разбить пустую бутылку о край скамейки и вооружиться "розочкой". Но в результате стычка с Панкратовым заканчивается для них очень плохо. Издавая протяжные стоны и корчась от боли, все они валяются на земле, в том числе и тот, что с разбитой бутылкой в руке.
Панкратов возвращается с работы домой.
– Как же всё-таки хорошо, что не надо больше в школу ходить, - говорит он с порога матери.
– Хоть поесть и поспать спокойно можно.
Панкратов допивает чай, мать подсаживается к нему и передаёт заказное письмо из института и повестку из военкомата.
– Извини, сама расписалась в получении, - говорит мать.
– Вдруг что-то важное в этом письме. И военкомат всё равно не отвяжется.
На повестку Панкратов не смотрит, а сразу распечатывает толстый почтовый конверт. В конверте его документы, какие подают при поступлении в ВУЗ, и сопроводительное письмо на официальном бланке Свердловского юридического института. Панкратов читает вслух сопроводительное письмо из института: "Приёмная комиссия возвращает вам документы и сообщает, что согласно действующему законодательству вы не вправе обучаться на очном отделении высшего учебного заведения, так как обязаны после окончания ПТУ отработать четыре года на соответствующем предприятии".
Такое неожиданное известие приводит Панкратова в крайнее возбуждение.
Он встаёт из-за стола и начинает нервно с ошарашенным видом ходить по квартире.
– Вот зачем ты заставила меня идти в эту ремеслуху, если такое правило есть!
– сразу сорвавшись на крик, выговаривает он матери.
– Да откуда я знала об этом, - тоже в расстройстве и замешательстве говорит мать.
– Так узнала бы вначале!
– кричит Панкратов.
– Нельзя было, что ли, устроить меня куда-нибудь на самую примитивную безответственную работу, без каких-то там обязательств и отработок.
– Нельзя, потому что лет тебе тогда было мало и никуда не брали.
– Тогда надо было в школе оставить, я же хорошо учился.
– Тоже нельзя было, - объясняет мать.
– Забыл, что ли, как я заболела тогда, ноги отнялись. Хорошо, вылечили. А если бы нет, кто бы тебя кормил, в училище хоть стипендию платили. Потом, если честно, я боялась, что ты без профессии останешься. У нас тут шпана одна кругом живёт, заманили бы тебя в свои дела, чего я больше всего боялась, и не доучился бы ты ни в какой школе, целых три года надо было ещё тянуть. И мало ли что со мной могло случиться. Если бы отец ещё жив был.
– А что толку-то от такого отца, даже если бы он и был!
– страстно возражает Панкратов.
– Вот драться меня научил, словечкам уголовным всяким, в картишки мухлевать да на гитаре брякать, счастье какое. А зачем мне всё это надо. Был бы нормальным человеком, так сам жил бы ещё, и мы бы с тобой не прозябали бы среди этих сараев. И мне не пришлось бы после восьмого класса кувалдой махать. Закончил бы дальше как все дневную школу и не врал бы никому, что отец у меня когда-то чем-то заболел и умер.
– Погоди, сынок, - не соглашается мать.
– Не можешь ты отца судить, не зная, как и почему он за решёткой оказался.
– А я и знать не хочу, я же вот не за решёткой.
– И, слава Богу! Но не зарекайся, жизнь она всякие выкрутасы выделывает, - в голосе матери слышатся уже суровые нотки, и видно, что она недовольна безапелляционной категоричностью сына.
– А теперь помолчи и послушай, что я тебе скажу про отца, раз уж ты так винишь его. Он сам всю жизнь страдал, что у него судьба такая. Родился он в Москве. Мать родила его вне брака против воли каких-то там богатых родителей и вскоре после революции вместе с ними уехала за границу. Они якобы условие поставили, что возьмут её с собой только без ребёнка. Отец тоже отказался от него, так как женат был на другой женщине, там были свои дети, и жена его ни о каком другом ребёнке даже слушать не захотела. Испугавшись новой власти, нищеты, может, ещё чего, мать оставила его чужим людям. Обещала вернуться за ним и не вернулась. А ему всего годик был. И рос он никому не нужный, у какой-то тётки, а фактически на улице, без ухода и воспитания. Никто им не занимался. Потом он лет в семь убежал от этой тётки, стал беспризорником. Рассказывал, что часто тогда из Москвы в Ленинград ездил, в Харьков, в Ростов, да где только он не был. Подворовывал в поездах, наверно. Ты вот в шестнадцать лет всего лишь на стройку попал, а он на Колыму.
– Ну и что, - хмуро реагирует на рассказ матери Панкратов.
– Ты-то зачем за него замуж пошла, пожалела, что ли?
– Любила я его. И, поверь, было за что. И жалела. А как он хотел в Москву вернуться, ты представить себе не можешь. Проснётся, бывало, и рассказывает, что опять ему какой-то московский дворик приснился, как у Поленова на картине. Художников он знал, писателей, музыкантов знал, книг прочитал много. А как мы с ним под гитару пели. В компаниях он самым интересным был. Это ты его помнишь в основном, когда он пьяным был. А поженились мы не сразу, тебе уже лет шесть было. И фамилия у нас с тобой другая была, ты же знаешь это.