Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
Упразднив Президентский совет «в связи с совершенствованием системы государственного управления», а затем также охладев и к Консультативному совету, Горбачев затем придумал Совет безопасности СССР.
Яковлева туда не включили. Иначе говоря, он в мгновение ока остался фактически без работы. Так, консультант при президенте. Почти на общественных началах.
В январе после столкновений в Вильнюсе идет к Горбачеву: «Вам надо самому срочно ехать туда, дать принципиальную оценку событиям, потребовать создания независимой комиссии по расследованию этого инцидента».
На церемонии присуждения почетной степени доктора наук в Великобритании. 1991. [Из архива А. Смирнова]
Президент вначале соглашается, однако следующим утром дает отбой. Оказывается, Крючков не гарантирует его безопасность. Но Яковлев уверен: дело вовсе не в этом, просто глава КГБ боится честного расследования, ведь тогда всплывет неблаговидная роль и его ведомства, и Министерства обороны.
Яковлев в больнице с сердечным приступом. Ему туда звонит Примаков: «Михаил Сергеевич хочет организовать пресс-конференцию по событиям в Вильнюсе, просит тебя тоже в ней участвовать. Он растерян, раздавлен, надо его поддержать». Александр Николаевич послушно едет, он всегда готов поддержать Михаила Сергеевича. Но, как и в других случаях, с честной оценкой событий Горбачев уже опоздал, снова оказался в проигрыше.
Михаил Сергеевич так и не смог проникнуть в суть новой ситуации, понять ее и оценить стратегически. В это время только кардинальные решения с открытой опорой на демократические силы могли спасти положение. […]
Перестройка уперлась в бетонную стену партгосаппарата и силовых структур. Разрушение этой стены Горбачев все время откладывал, дождавшись того, что КГБ и его высокопоставленная агентура в партии пошли на мятеж и устранили Горбачева от власти [338] .
338
Яковлев А. Сумерки.
В феврале Александр Николаевич получил очередную «черную метку» от Горбачева. Вот как это описывает А. С. Черняев:
В субботу (еще до звонков по разным столицам) сидели мы у Горбачева с Яковлевым. Он вдруг стал прямо при нас подписывать распоряжение о советниках президента. Яковлев ему говорит: «Хоть бы старшим назвали меня». Я подсуетился, предложил назвать Яковлева «представителем президента по особым поручениям».
— Что это за должность? При ком представитель? — возразил Горбачев.
— Но нельзя же Александра Николаевича спускать до уровня Ожерельева…
— Да брось ты, Толя, важно, что мы остаемся вместе. Вот главное.
— Но это главное знаете вы, может, я, еще кто-то. А в обществе судят по должности.
Моя настойчивость не сработала. Он не хочет отождествлять себя с Яковлевым официально, знает, что Политбюро будет нудить, а Верховный Совет — Горбачев в этом уверен — не пропустит.
Потом стали подбирать других, просто советников. Горбачев назвал (помимо Загладина и Ахромеева) Медведева, Осипьяна, Абалкина, Аганбегяна. Стали искать среди писателей. Горбачев говорит: «Я бы Бакланова взял, но он, говорят, на днях из партии вышел». Я предложил Шатрова. Поговорили о нем. Горбачев его вписал. Предложил я еще Дедкова из «Коммуниста», тоже вписал. Прошли еще в советники Мартынов, Ядов, Журкин — директора академических институтов. Кстати, еще, кажется, Велихов. А Брутенца, которого он давно обещал мне взять, не включил. Медведев еще неделю назад подставил Карэну ножку.
8 марта 1991 г.
А. Н. Яковлев звонил «в ужасе»: мол, ничего такого у нас не было с 1937 г.! Нет, это другое. Совсем не это. Скорее, свидетельство такой поляризации, которая может вернуть нас в 1918 г.
Сам он (Яковлев) — в замазке. М. С. так и не представил его в Совет Безопасности… под предлогом, что его все равно завалят. Хотя, скорее всего, не завалили бы. Он просто не хочет публично «мазаться» об Яковлева — «реформиста, ревизиониста, отрезавшего от СССР Прибалтику и марксистско-ленинскую идеологию, отдавшего прессу в руки контрреволюционеров». Хотя лично он своего «Сашка», наверно, любит и полагает непорядочным «отвернуться» от него совсем: все-таки вместе начинали!
Яковлев вчера мне рассказал: «Спрашиваю, — говорит, — у Эдуарда Амвросиевича, зачем он так круто „обозначился“ на съезде, ушел?» Шеварднадзе ответил: «С некоторых пор я почувствовал неискренность (у М. С.)». Пожалуй, имеет место. Ловкачество в нем было изначально, оно — в самой его натуре, компромиссной. Яковлев стонет: «Уходить надо… Помнишь, — говорит, — он с нами подбирал советников в состав группы при президенте, которую я (Яковлев) должен был возглавить? На том и кончилось. Вот уже третью неделю об этом ничего не слышно».
14 марта 1991 г.
[…]
Помощникам и советникам (которых М. С. приравнял к помощникам по зарплате) дал каждому по четыре-шесть консультантов, а членам Совета Безопасности — по восемь плюс двух секретарш. Яковлева лишил и помощника, и секретарши. Еще один щипок. Еще одна обида! Создается впечатление, что М. С. подталкивает его к уходу «по собственному желанию».
В общем, нелепое и довольно бестактное собрание, где Горбачев присягнул нам, что не повернет назад, но велел служить только ему. А если кто будет действовать «не в тон», пусть уходит. Если же сам заметит, что кто-то действует не так, попросит уйти [339] .
339
Черняев А. Совместный исход.
А вот как эту ситуацию с помощниками, советниками и консультантами комментирует Вадим Медведев, которого президент уговорил стать его советником по экономическим вопросам:
С Яковлевым, как мне известно, ситуация складывалась иначе. Он тоже не испытывал удовлетворения от выполнения функций члена Президентского Совета ввиду неопределенности его статуса. Но дело не только в этом. Насколько я могу судить, с осени 1990 г. начали проявляться расхождения в его позициях с Президентом по некоторым актуальным проблемам — о судьбе партии, возможности и необходимости опоры на нее, об отношении к программе «500 дней», о границах возможных компромиссов с оппозицией, о роли КГБ и некоторым другим. Я считал эти расхождения опасными, но не неотвратимыми. Их надо постараться преодолеть, не давая простора для эмоций. Но со стороны определенных сил — и левого, и правого направлений — предпринимались настойчивые усилия к тому, чтобы раздуть эти противоречия, столкнуть Горбачева то ли влево, то ли вправо, поссорить его с ближайшим окружением.
Разве можно расценить иначе, чем коварный прием, публикации известных авторов в популярных изданиях, в которых утверждалось, что подлинным инициатором и архитектором перестройки является Яковлев, а Горбачев лишь озвучивает его идеи. Или сообщение массового еженедельника о том, что в день демонстративного выхода Ельцина из партии Яковлев позвонил ему и сочувственно призвал держаться. Александр Николаевич потом мне сказал, что звонил не он Ельцину, а Ельцин ему. Существенная деталь! Но комментариев ни в том, ни в другом случае не последовало.
Вместе с тем в отношении Яковлева была организована кампания в консервативной печати, плелась хитрая паутина. Президенту подбрасывалась информация о его якобы сепаратистских действиях, подозрительных контактах, чуть ли не о подготовке отъезда из страны и т. д.
Настроение у Яковлева было тяжелым. Он сетовал на невнимание Президента к его советам и мнению. Не стал Яковлев членом Совета Безопасности — нового, только что сформированного органа. С некоторых пор произошли неприятные перемены в его отношениях с Крючковым, хотя еще не так давно они были самыми тесными. Каким-то образом это было связано с конфликтом вокруг Калугина.
По моим наблюдениям, в конце 1990 г. — начале 1991 г. наступило отчуждение или, во всяком случае, охлаждение у Яковлева с Болдиным. Впрочем, это касалось и моих, да и других членов Президентского Совета отношений с Болдиным: руководитель аппарата Президента стал на себя брать слишком много в решении не только организационных, но и политических вопросов.
Не без участия Болдина возникла неприятная ситуация с определением нашего нового статуса. Горбачев решил создать, как свою ближайшую опору, группу советников, привлечь в нее бывших членов Президентского Совета — Яковлева, Ревенко, меня, а также советников, которые и раньше были в этой должности (Загладин, Ахромеев). Яковлев и по своему политическому опыту, и по старшинству, и по сложившейся системе неофициальных отношений был бы естественным координатором советников, хотя я лично полагал, что группу советников не следует строить на иерархических началах, как обычное структурное подразделение аппарата Президента. Это искажало бы ее смысл.
В дальнейшем вокруг статуса советников была затеяна какая-то возня. Возникла идея сделать Яковлева старшим советником и руководителем группы. Потом пошел разговор о том, чтобы старшим советником назначить и меня. Когда Горбачев сказал мне, что хочет к моему титулу прибавить эпитет «старший», я ответил, что «не воспринимаю всю эту игру с титулами и эпитетами, тем более когда идет речь о Вашем окружении, где не нужны никакие титулы. Разве дело в этом? Впрочем, решайте, как знаете, Вам виднее».
11 марта решение было принято, в том числе и в отношении меня. Узнав о нем, Яковлев сказал мне в разговоре по телефону: «Рад, что не у меня одного такая ответственность. Ты выбрал дерево для себя, ведь в первую очередь будут вешать тех, кто рядом?» — спросил он. «Это не моя забота», — был мой ответ [340] .
340
Медведев В. В команде Горбачева. М.: Алгоритм, 2016.
Вот ведь как уже заговорил Александр Николаевич! Антиперестройщики скоро будут вешать всех, кто рядом с Горбачевым. И у него были все основания так говорить. Только слепой мог не видеть, что надвигается путч.
Да, весной 1991 года отношения между президентом и «архитектором перестройки» испортились окончательно.
Лауреат Нобелевской премии мира, известный журналист, редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов считает, что черная кошка между ними пробежала, когда СМИ начали публично противопоставлять одного другому:
Когда Яковлева ставили против Лигачева, это воспринималось спокойно. А тут нет. Потому что это очень высокая власть. Невероятная, всемогущая. И когда «диссидентские» медиа стали ставить на равных Горби и Яковлева, то Михаил Сергеевич напрягся.
— Правда ли, что в какой-то момент Яковлев стал смотреть на Горбачева сверху вниз, стал считать себя выше?
— Это важный вопрос. Я могу сказать одно. Горбачев со времен учебы в МГУ, когда он, будучи студентом, оказался «за одной партой» со вчерашними фронтовиками, испытывал определенный пиетет перед участниками войны. Отсюда у него решение всем фронтовикам вручить ордена Отечественной войны. Отсюда памятник Теркину, построенный на часть его Нобелевской премии. И хотя с Яковлевым, как и со всеми другими соратниками, он был на «ты», но всегда помнил о боевом прошлом Александра Николаевича.
Трещина увеличилась, когда Горбачеву донесли, что Яковлев встречается с Ельциным и даже выпивает с ним. Борис Николаевич тогда возглавил Верховный Совет России, стал видной политической фигурой.
— То есть можно говорить о том, что Яковлев в то время испытывал симпатии к Ельцину?
— Испытывал. Потому что Борис Николаевич в тот момент опирался на прогрессивные силы в обществе, на демократические принципы, имел поддержку у лидеров союзных республик. Яковлев был очень умным и проницательным человеком. И очень совестливым. Всегда искренние отношения с людьми. Он мне напоминал священника, особенно когда разговаривал с кем-то доверительно, окая, таким особым ярославским говором [341] .
341
Муратов Д. А., интервью автору.
В. Н. Игнатенко, ставший пресс-секретарем президента СССР уже на закате перестройки, считает причиной охлаждения, возникшего между ними, разное понимание темпов перемен.
Они шли к одной цели, но с разными скоростями. Если Яковлев двигался вперед быстро, хотел немедленной ломки всего старого, отжившего, то Михаил Сергеевич старался все делать эволюционно, тихо, спокойно, без кровопролития и ран. Яковлев твердил: «Нам нужна новая политическая элита, новая наука, другая экономика, новые СМИ». Его назначенцами стали такие же радикальные перестройщики, не буду называть фамилий, все их и так знают. У Горбачева была точно такая же цель — изменить общество к лучшему, сделать его более демократичным, открытым, но он все время повторял: не торопись, Саша, не будем забегать вперед.
Открыто они никогда не конфликтовали [342] .
342
Игнатенко В. Н., интервью автору.
Утром 29 марта Яковлев звонит Черняеву. Он не у дел. Чувствует себя униженным. Да и вся окружающая жизнь угнетающе действует на «автора перестройки». В Москве полувоенное положение, улицы перегорожены грузовиками, кругом ОМОН.
Анатолий Сергеевич, как мог, старался утешить старого друга.
Закончив телефонный разговор, он произносит про себя, имея в виду недавнего собеседника: «Конченый для политики человек». А в дневнике делает такую запись:
Звонил Яковлев… Ему не дают покоя лавры Шеварднадзе — надо было, мол, так же «остаться в истории», своевременно!.. Тщеславие! Он мнит себя автором перестройки, «автором» самого Горбачева… А его — в советники, и зарплату на 400 рублей сократили, и мальчиков из приемной убрали… Сокрушается… Я, говорит, шел вчера по улицам между военных грузовиков — и мне стыдно было: опять возвращаемся назад, опять «все знакомое»… все напрасно и т. д. Я полчаса произносил в ответ речь…
Суть: если ты остаешься в политике, думай политическими категориями. У оппозиции есть все, чтобы до конца (вплоть до сформирования правительства) использовать демократию… И это М. С. сказал в своем интервью ТВ открытым наконец текстом. Ельцина уже достаточно прославляли и восхваляли. 90 % прессы — на его стороне. Так нет — давай еще продемонстрирую силу — массовое действо. Но силе есть что противопоставить пока и у М. С. И он это сделал… Либо-либо. Оппозиция до сих пор (до, надеюсь, сегодняшнего доклада Ельцина) действовала по принципу: заставить проводить свою политику, а это означает разрушать государство… Но тогда уже негде будет проводить политику. Да, наделал М. С. массу грубых — и не тактических, а стратегических — ошибок. И сейчас уже речь не о перестройке, а о спасении страны. А ее не спасешь, если дать разрушить государство…
Яковлев: Что? Силой держать, кто не хочет в нем оставаться?
Я: Наоборот. Одна из роковых ошибок была, что М. С. сразу не отпустил Литву, а потом и Грузию. Это, повторяю, и дало нагнетание во всем организме. Нет! Я говорю о государстве, какое еще можно сохранить…
Яковлев: Но все-таки… что — армию опять пускать в ход?..
Я: Государство без армии не бывает.
Яковлев: Но не на армию же опираться?
Я: А на что?
Яковлев: На демократию…
Я: А где она? Где демократия? Из чего она состоит… эта болотная элита… эти кочки, уходящие из-под ног? Нет ее, демократии. Есть гласность, свобода, а по-русски — вольница! Демократия — это организованное общество: партии, институты, господство права, уважение к закону. Демократия — это лидеры, конкурирующие в борьбе за правительство, а не против государства!! Где все это у нас?!. И на что опираться президенту, спасая государство?!
Он продолжал ныть. Конченый для политики человек. Общипанный, потерявший политические координаты [343] .
343
Черняев А. Совместный исход.
Черняев в очередной раз «хоронит» своего приятеля. Бьет наотмашь: «Конченый для политики человек. Общипанный…»
Александр Николаевич в те дни сильно переживает. Причин, повторю, для этого множество — и разрыв с Горбачевым, и наезды на него со стороны всякой околополитической шпаны, и общая тревожная ситуация в стране. Утешение находит в зарубежных поездках, на Западе и он, и Михаил Сергеевич по-прежнему имеют бешеную популярность, их носят на руках.
В апреле он в Париже, куда приглашен на презентацию своей книги-интервью «Что мы хотим сделать в Советском Союзе». Из Франции направляется в Великобританию, в Экзетерский университет, на присуждение ему почетной степени доктора наук. И там и там — встречи с видными политиками, общественными деятелями, пресс-конференции, беседы в прямом эфире.