Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
Но в этой ситуации Михаил Сергеевич проявил характер. Мобилизованные им работники ЦК плюс Яковлев продолжали трудиться над докладом, фактически выбросив в мусорную корзину текст, предложенный Стукалиным. Правда, ничего особенно революционного и свежего и в их варианте не было, кроме тезиса о том, что, решая актуальные социально-экономические проблемы, надо прежде всего думать о человеке, его насущных нуждах. Не бог весть какое откровение, но и оно звучало тогда дискуссионно, вызывало вопросы у тертых аппаратчиков.
Когда проект доклада согласно существовавшим правилам был разослан для согласования всем членам ПБ и секретарям ЦК, то оппозиционно настроенные к Горбачеву
Яковлев был в кабинете у Горбачева, когда тому с дачи позвонил Черненко и стал перечислять свои замечания по докладу, как потом выяснилось, сформулированные Р. И. Косолаповым, главным редактором журнала «Коммунист». Завершая свой монолог, Константин Устинович пробурчал:
— Надо ли сейчас проводить такую конференцию? Впереди партийный съезд, и лучше все усилия сосредоточить на его подготовке.
Но тут надо заметить, что этот разговор состоялся накануне открытия запланированной конференции, когда все ее участники уже съехались в Москву. Отмена означала не только очевидный скандал, но и крупное поражение для Горбачева.
Михаил Сергеевич поначалу слушал внимательно, но заметно было, что потихоньку «закипал». Затем взорвался и стал возражать генсеку, причем в неожиданном для меня жестком тоне. Он понял, что практически все слухи, создававшие напряжение вокруг совещания и доклада Горбачева, подтвердились — они нашли свое отражение в замечаниях Черненко [141] .
Горбачев назвал многие высказанные Черненко замечания «надуманными», категорически отказался переносить сроки проведения совещания, а закончив разговор с генеральным секретарем, предложил Яковлеву включить в текст несколько комплиментарных фраз о «выдающейся роли Константина Устиновича».
141
Там же.
— Это снимет напряжение, — пояснил он. — Зато никаких высказанных им поправок в доклад вносить не будем.
Черненко в итоге тоже не пошел на явную конфронтацию, только попросил «не делать из конференции большого шума».
В итоге двухдневное Всесоюзное совещание по идеологическим вопросам, несмотря на все препоны аппарата, состоялось. Горбачев выступил на нем с докладом под названием «Живое творчество народа». Там впервые прозвучали слова о необходимости перемен, прозвучали пока с оговорками, с обязательным отсылом к Ленину, но все-таки это был сигнал. А для Горбачева — заявка на стратегию тех реформ, которые вскоре начнутся.
Но с самого верха в СМИ поступило указание: текст доклада, даже в изложении, не публиковать. Только в «Правде» появилась довольно скромная публикация.
И Яковлеву аппарат тоже отомстил: его, директора ведущего идеологического института, «мозгового центра» партии, на совещание пригласить «забыли». Всех других руководителей академических НИИ пригласили, а Яковлева — нет. Горбачев, не обнаружив Александра Николаевича в зале, сильно удивился, затем публично выразил свое возмущение — в адрес тех, кто занимался приглашениями, и на второй день «ошибка» была исправлена. Александр Николаевич сидел в зале, слушал ораторов и… ругал их про себя последними словами.
Все речи выступающих отличались пустотой. Было заметно, что одни не поняли, что было сказано в докладе, другие делали вид, что не поняли, и мололи всякую чепуху из привычного набора банальностей о партийной учебе и агитации. Общая интонация выступающих была явно направлена на то, чтобы пытаться заболтать те положения доклада, которые не очень-то укладывались в общепринятые рамки. А по Москве был пущен слух, что доклад Горбачева слабый и не представляет научного и практического интереса.
Вечером я позвонил Михаилу Сергеевичу и поделился своими впечатлениями. Он согласился и заметил, что «игра идет крупная» [142] .
142
Там же.
Что, безусловно, было чистой правдой. До ухода в мир иной К. У. Черненко оставалось всего три месяца. И главным «игрокам» из числа принимающих решения членов Политбюро, и лицам из их ближайшего окружения теперь предстояло сделать выбор: на какую карту они поставят. От этого зависело их будущее. А по большому счету — будущее огромной страны. Очень крупная шла игра…
Из других заметных событий, случившихся с Яковлевым в тот период, надо отметить получение им квартиры в элитном доме на улице Александра Невского. Его соседями стали Б. Н. Ельцин, переведенный из Свердловска в Москву на должность зав. Отделом строительства ЦК, маршал Д. Т. Язов, Г. А. Зюганов — тогда зам. зав. Агитпропом, Л. В. Шебаршин — в то время зам. начальника Первого главного управления КГБ (ПГУ), а впоследствии начальник этого управления, то есть внешней разведки, и целый ряд других высших советских руководителей.
Еще одним важным обстоятельством, сыгравшим впоследствии большую роль в судьбе нашего героя, стала его дружба с В. А. Крючковым. Яковлев утверждал, что это Владимир Александрович настойчиво лез к нему в друзья, всячески проявлял свое благорасположение, оказывал знаки внимания. Но, судя по всему, и самому Александру Николаевичу льстило то, что он находится в доверительных отношениях с начальником ПГУ, может в любой момент приехать в «лес», то есть в Ясенево, где сразу за МКАД располагается штаб-квартира внешней разведки, пропустить стаканчик виски с генералом, поговорить с ним о том о сем.
Превратились в традицию их совместные посещения сауны, регулярные созвоны по разным поводам. Владимир Александрович, по воспоминаниям Александра Николаевича, во время этих встреч и разговоров всегда вел себя как «настоящий демократ», подчеркивал свое уважение к Горбачеву, ругал «ретроградов» в своем ведомстве и, в частности, поносил последними словами «душителей свободы» из 5-го «идеологического» управления КГБ СССР.
Яковлев все это принимал за чистую монету.
Обладавший огромными возможностями для получения самой разной информации Владимир Крючков уже тогда прекрасно понимал, что дни Черненко сочтены. И дальновидно поставил на Горбачева. При этом он хорошо знал о тех дружеских отношениях, которые сложились между Михаилом Сергеевичем и Александром Николаевичем, а потому счел за самое правильное заранее обзавестись верным союзником.