Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
Как-то вечером Яковлева в Лондоне нашел Л. Н. Толкунов, недавний главный редактор «Известий», а ныне председатель верхней палаты советского парламента. Сообщил: на годовом собрании Академии наук Александр Николаевич избран членом-корреспондентом. Новость эту шумно обмыли в отеле, где разместились члены делегации.
Правда, на другой день из Москвы пришла другая весть, печальная: умер министр обороны, член ПБ Д. Ф. Устинов. Поэтому сроки визита было решено сократить, досрочно вернуться домой.
Да, череда пышных похорон в те месяцы продолжалась.
Январь 1982 года — уходит М. А. Суслов.
Ноябрь — прощание с Л. И. Брежневым, затем с А. П. Кириленко.
Май 1983 года — из «обоймы» ПБ выбывает А. Я. Пельше.
Февраль 1984 года — похороны Ю. В. Андропова.
Декабрь — минус Д. Ф. Устинов.
Страна привыкла просыпаться под звуки траурных маршей.
После Андропова на пост генерального секретаря был избран К. У. Черненко — тот самый «Костя», который когда-то, будучи, зав. сектором агитации в Отделе пропаганды ЦК приглашал Яковлева к себе на работу после окончания им аспирантуры.
Отношения между ними все эти годы сохранялись ровными, Черненко ни разу не укорил своего приятеля за отказ поработать партийным агитатором, называли они друг друга «Костя», «Саша». Когда Яковлев возглавил академический институт, Черненко часто приглашал его на свои встречи и переговоры с высокими зарубежными гостями, не стеснялся при случае посоветоваться по разным щекотливым моментам международной политики.
По мнению Яковлева, новый генсек был никчемным политиком, человеком малограмотным, типичным делопроизводителем, волею судьбы взлетевшим на партийный Олимп. Но при этом гадостей никому не делал, вел себя тихо, на лавры великого деятеля не претендовал.
Длившееся год его правление не ознаменовалось ничем заметным.
«Кругом мертво. Ни писка, ни визга, ни птичьего пения, ни львиного рычания. Стоячее болото, покрытое ряской. Ни новых идей, ни новых людей», — так обозначил Александр Николаевич то время в своих записях [139] .
Горбачев пытается бросить в эту «ряску» камень. Выходит с предложением провести Всесоюзное совещание по идеологическим вопросам. Хочет на этом совещании выступить с серьезным докладом. Замысел ясен: Михаил Сергеевич, явно готовясь к грядущим битвам за власть, предполагает заявить о себе как о крупном политике. Ведь до недавнего времени его воспринимали лишь как секретаря ЦК, отвечающего за сельское хозяйство. А он претендует на большее.
139
Яковлев А. Омут памяти.
Оглушительный успех визита в Лондон — это только начало. Теперь следует закрепить его заметным выступлением, из которого все увидят, сколь грамотен он в фундаментальных вопросах марксизма-ленинизма, как умеет свободно и складно излагать свои мысли.
Визит Арманда Хаммера в СССР К. У. Черненко, президент и председатель Совета директоров компании «Оксидентал петролеум корпорейшн» А. Хаммер и помощник генсека по международным вопросам А. М. Александров-Агентов во время встречи в Кремле. 4 декабря 1984. [ТАСС]
Но и коллеги-соперники Горбачева не дремлют, они ревниво отслеживают каждый шаг самого молодого члена Политбюро, нашептывают Константину Устиновичу Черненко про него всякие небылицы. Интриги вокруг трона завязываются нешуточные.
Сформировав команду для подготовки материалов этого совещания (в нее вошли Н. Б. Биккенин, В. И. Болдин, В. А. Медведев, С. А. Ситарян и А. Н. Яковлев), Горбачев стал ее инструктировать. Смысл его рекомендаций сводился к тому, что доклад, с одной стороны, не должен выглядеть как обычная «идеологическая болтовня», но с другой — упаси бог, не должен восприниматься как прямой вызов Черненко и его замшелому окружению.
Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что…
Задача была почти непосильная. Горбачеву хотелось сказать что-то новенькое, но что и как, он и сам не знал. Мы тоже не знали. Будучи и сами еще слепыми, пытались выменять у глухих зеркало на балалайку.
Правда, надо заметить, что уже при подготовке предыдущих речей для Горбачева мы постепенно начали уходить от терминологической шелухи, надеясь преодолеть тупое наукообразие сталинского «вклада» в марксистскую теорию. Но делали это через «чистого» Ленина, выискивая у него соответствующие цитаты. И в этом докладе содержались попытки реанимировать некоторые путаные положения нэповских рассуждений Ленина и связанные с ними проблемы социалистического строительства, то есть мы старались как бы осовременить некоторые ленинские высказывания в целях назревшей модернизации страны.
Из этого, как известно, ничего не получилось, да и не могло получиться. […] Мы оказались наивными, продолжая верить в эффективность эзопова языка [140] .
140
Там же.
Параллельно с этой группой над проектом доклада работал и Отдел пропаганды, возглавляемый тогда Б. И. Стукалиным. Представленные «пропагандистами» тезисы были выдержаны в самых худших традициях прежних времен — опять заклинания в верности идеалам, восхваления в адрес всепобеждающего учения, призывы бороться с происками ревизионистов.
Яковлев, познакомившись с этим пустозвонством, стал задавать Стукалину разные вопросы, попытался вызвать заведующего отделом на искренний разговор. Однако Борис Иванович был не лыком шит, отвечал, как и подобало чиновнику его ранга:
— Ты, Александр Николаевич, долго жил за границей и, видимо, отстал от наших реалий. А мы далеко продвинулись вперед.
Яковлев удивился: это куда же они продвинулись? Потом решил, что Борис Иванович таким образом его элементарно разыгрывает.
Еще Стукалин сделал прозрачный намек: секретарь ЦК Михаил Васильевич Зимянин с агитпроповским текстом в целом согласен.
Горбачев, когда прочел этот вариант доклада, тоже отпустил в адрес зав. отделом несколько крепких выражений, а в конце резюмировал: «Эти пропагандисты дурачком хотят меня выставить».
Стали думать, как быть дальше. Всем было ясно, что агитпроповский вариант наверняка оказался на столе у генерального секретаря и даже, скорее всего, уже получил одобрение со стороны Черненко. Значит, альтернативный текст может вызвать крайне нежелательную реакцию. Его сочтут вызовом, попыткой внести раскол в слаженную работу Центрального комитета. Со стороны окружения Константина Устиновича подобные разговоры уже доносились. Там очень не хотели возвышения «выскочки» Горбачева. В аппарат были запущены слухи: дескать, далеко не все в Политбюро считают идею проведения идеологического совещания своевременной, а уж если его и проводить, то на уровне генсека.