Александровский cад
Шрифт:
– Ну, ей-богу же, не знаю! Первый раз всех видел в самолете, но нам запретили общаться друг с другом, – пояснил он. И чуть погодя добавил: – Только двое старших все время переговаривались.
Офицеры насторожились:
– Что за старшие? Опишите.
Осепчук замялся.
– Люди как люди. Мне, правда, показалось, что они не наши…
Лампа опять вспыхнула.
– Осепчук, вы тоже давно не наш! – сквозь зубы произнес один из дознавателей. – Что значит – «не наши»?
– Ну, нерусские! – выпалил диверсант. – Речь у них какая-то правильная, как будто по книжке читают. И рожи не наши… не ваши… не наши…
Следователи невольно рассмеялись.
– А рожи-то тут при чем?
– Уж больно холеные, – подобострастно взглянул на них Осепчук.
– А вы, Осепчук, оказывается, наблюдательный. Ваши бы таланты да на благое дело.
Выключатель щелкнул снова, но лампочка на этот раз не выдержала и перегорела. Офицер поднялся и потянулся, разминая затекшую спину.
– Но мы вас все равно расстреляем, – зевнул он.
Осепчук сглотнул и отвернулся к окну. Офицер поправил портупею, подошел к нему вплотную, поставил ногу на табурет и, нагнувшись к самому лицу, медленно произнес:
– Жить хочешь?
Осепчук прищурился и вдруг с вызовом спросил:
– Кто ж не хочет?
– Тогда будешь делать все, что мы тебе скажем.
Осепчук с готовностью кивнул.
– В начале допроса вы сообщили, – следователь опять перешел на «вы», – что ближайшая связь через кондуктора трамвая «А»? Так?
– Так.
– Что дальше?
Осепчук облизнул пересохшие губы.
– С шестнадцати до шестнадцати пятнадцати в пятницу я должен буду купить у него… у нее… билет и попросить всю сдачу гривенниками.
– Что должна ответить кондуктор?
– «У меня с мелочью, милок, как всегда напряженка, но так уж и быть, помогу».
– Где должна произойти следующая встреча?
– На остановке, которая окажется первой после разговора. Ровно через сутки.
– С кем?
– Не знаю.
Следователи переглянулись.
– Осепчук, вы отправитесь на встречу и сделаете все, что нужно. Рядом будут наши люди. Допустите хоть одно неверное движение – они вас уничтожат на месте. Вы меня поняли?
Осепчук вздохнул.
– Чего ж тут не понять…
Казалось, все было предусмотрено до мелочей. Оперативники дождались, когда Осепчук запрыгнет в вагон трамвая, и только на следующей остановке вошли сами. Двое расположились на передней площадке, а один – на задней, так, чтобы не терять диверсанта из виду. Когда вагон тронулся, из переулка появилась черная машина и поехала за трамваем.
Осепчук тем временем протиснулся к кондуктору – миловидной женщине лет тридцати. Она взяла смятую трешку, привычным жестом оторвала билет и полезла в сумку за сдачей. Осепчук набрал в грудь воздух и медленно проговорил:
– Дайте, пожалуйста, всю сдачу гривенниками, позвонить надо.
Женщина вскинула на него глаза и уже собиралась что-то ответить, как вдруг трамвай резко затормозил и все пассажиры повалились на пол. Раздались недовольные крики и проклятия в адрес вагоновожатого. Осепчук, упавший вместе со всеми, поднялся и вновь повторил свою просьбу:
– Дайте, пожалуйста, всю сдачу гривенниками, позвонить надо!
Взгляд кондукторши заметался с вагоновожатого на Осепчука. Народ стал напирать:
– Мужик, у тебя чего – заело? Взял билет – отползай в окоп.
Осепчук не двигался с места. Пот выступил на лбу несчастной кондукторши, и она ни с того ни сего закричала:
– Какие гривенники?! Нет у меня гривенников! Ничего нет, проходи!
Это было совсем не то, что ожидали Осепчук и оперативники, внимательно прислушивающиеся к разговору.
Кто-то с подножки сострил:
– Да ему не гривенники нужны. Это он так тебя охмуряет!!!
В вагоне послышались смешки. Кондукторша злобно глянула на Осепчука, тот не двигался с места.
– Ну что встал как столб? Вали отсюда, а то милицию крикну!
– Дайте всю сдачу гривенниками, позвонить надо! – в третий раз повторил свою просьбу Осепчук.
Сзади протиснулся матрос-инвалид:
– Браток, а может, ты контуженный?
Осепчук даже не повернулся в его сторону.
– Ты куда звонить собрался? Кащенке или ноль три? Так там бесплатно!
Кондукторша, чтобы быстрее отделаться от Осепчука, выгребла всю мелочь из сумки:
– На, подавись!
Руки ее тряслись, мелочь сыпалась сквозь пальцы. Осепчук, машинально взяв деньги, быстро протиснулся к выходу и спрыгнул на ходу. Двое оперативников последовали за ним. Еле устояв на ногах, он обернулся и посмотрел на уезжающий трамвай. Кондукторша оживленно разговаривала с пассажирами и в его сторону даже не глядела…
После окончания рабочей смены Надежда, так звали кондуктора, вышла за ворота трамвайного парка и быстрой походкой направилась по Шаболовке в сторону Калужской заставы. За ней незаметно двинулась «наружка».
Пару раз Надежда останавливалась: то поправить прическу, глядя в витрину магазина, то завязать шнурок на грубом кирзовом ботинке.
Пройдя мимо неприметной подворотни, она неожиданно замерла на месте, удивленно развернулась, присела, попыталась встать, ухватившись за водосточную трубу, и рухнула на асфальт. Державшиеся на почтительном расстоянии оперативники не сразу поняли, что с Надеждой что-то не так. Первым к ней бросился проходивший неподалеку пожилой гражданин, похожий на профессора. Он нагнулся над упавшей женщиной, а затем быстро распрямился и сделал остальной «наружке» призывный жест рукой. Под левой лопаткой Надежды торчала рукоятка финского ножа.
Двое оперативников бросились в подворотню, мимо которой только что прошла Надежда, но в проходном дворе не было ни души.
О катастрофе с кондукторшей Шапилину доложили через час. Еще через пятнадцать минут в квартире Казариных раздался телефонный звонок, и помощник тестя приказал Лешке явиться на экстренное совещание особого сектора.
Не успел он выйти из дома, как тут же столкнулся с Верой Чугуновой.
Вера была в вечернем наряде с глубоким декольте и выглядела просто ослепительно.