Алена и Аспирин
Шрифт:
Аспирин взял трубку, чтобы выполнить Аленину просьбу — трубка разразилась звонком у него в руках. Он почувствовал себя незадачливым сапером.
— Возьми… пожалуйста!
Алена возвела глаза к потолку, но спорить не стала.
— Алло. Добрый вечер. К сожалению, его нет дома. Он в командировке. Не знаю. Что ему передать? Хорошо. До свидания.
— А это кто? — взяв трубку у Алены из рук, Аспирин отключил звонок.
— Редактор журнала «Люли-леди».
Аспирин и думать забыл о заказной статейке, за которую уже получил аванс. Бездумно вытащив из шкафа костюм на плечиках, он бросил его поверх раскрытого чемодана и сел рядом на угол кровати.
Аленины упражнения возобновились. Аспирин подумал, что бесконечные этюды и гаммы, прежде раздражавшие его, теперь почти успокаивают. Пока она играет — у него лучше работают мозги. Может, привычка?
Надо было укладывать чемодан и думать о завтрашнем дне, но Аспирин, чья голова с каждой секундой все более прояснялась, сидел, опустив плечи, и вспоминал Ольку, одноклассницу, с которой они целовались в школьной подсобке. Олька сейчас в Америке, и у нее все хорошо.
И у Аспирина все хорошо. За исключением того, что он мерзавец и трус, жизнь его пошла вразнос, и неизвестно, чем кризис закончится. Нет, родители его не оставят — натыкают носом в лужу, как нашкодившего щенка, да и пристроят где-нибудь, благо с английским у Аспирина всегда было о-кей…
Он взял со стола бритвенный прибор в кожаном футляре — подарок отца на день рождения — и положил в чемодан поверх костюма. И в этот момент решил вдруг не ехать в Лондон. Вот просто не ехать, и все.
Разве он виноват в чем-то? Разве он задолжал кому-то денег? Разве он с кем-то ссорился? И кто такой Вискас, чтобы запугивать ди-джея Аспирина, человека вполне известного и любимого тысячами людей?
Он никуда не поедет!
Свалилась с плеч тяжелая гора. Аспирин представил, как изменятся глаза Алены, когда он сообщит ей о своем решении. И он встал, чтобы пойти и обрадовать ее, но в это время грянул дверной звонок, и Аспирин покрылся мурашками с головы до пят.
Может, это Ирина? Или консьержка тетя Света? Или почтальон?
Почему не улетел сегодня, ведь мог же, мог! Была в мышеловке щелка — не выскользнул, замешкался, протормозил!
Алена играла. В дверь позвонили снова — длинно и требовательно.
Аспирин поднялся. Вышел в прихожую. Посмотрел в дверной глазок.
Прямо перед ним, почти закрывая прихожую, зависло чье-то развернутое удостоверение.
— Держи медведя! — сдавленно прошептал Аспирин. — Держи… Скажи ему — фу! Нельзя!
Скрипка в гостиной умолкла.
Вошло человек десять — в бронежилетах и черных масках, как будто Аспирин был не ди-джеем, а по крайней мере беглым олигархом. Никаких понятых не нашлось и в помине — видимо, со времен фильма «Следствие ведут знатоки», любимого Аспирином в раннем детстве, процедура задержания бандитов несколько изменилась.
— Гримальский? Вы задержаны.
— На каком основании?
— Вам объяснят.
На запястьях защелкнулись наручники.
В квартире запахло чужим потом и куревом. Люди с автоматами рассыпались, заполоняя все, будто собираясь занять здесь круговую оборону. Обладатель корочек, единственный в этой компании, кто не прятал лицо под маской, остановился над раскрытым чемоданом:
— Далеко собрались, Алексей Игоревич?
Захлопнулась дверь. Аспирин не мог понять, сколько минут прошло с начала «операции»: три? Тридцать?
— Алена! — позвал он хрипло. — Держи…
Мишутка сидел на диване, глядел на пришедших пластмассовыми гляделками и не делал попыток к сопротивлению. Ни малейших. Смирная пушистая игрушка.
Рядом с Мишуткой сидела, склонив перевязанную голову, Алена. Не обращала ни малейшего внимания на творившийся вокруг кошмар. Аспирин не сразу понял, чем она занята: Алена меняла на скрипке струны.
Она решила волшебной песней увести черных мордоворотов в страну добра и любви? Прямо сейчас?
— Алена, позвони Ирине… Потом… Пусть она… — голос у него срывался.
Алена и виду не подала, что слышит его. Ей никак не удавалось протолкнуть струну в дырочку на колке.
— Идемте, Гримальский. Надевайте куртку.
— Подождите! Здесь больной ребенок, я должен…
Его ткнули в живот костяшками пальцев — несильно. Аспирин обмер от боли и согнулся пополам; его потащили в двери, он видел плитки пола собственной прихожей — домашние, знакомые плитки, часть нормальной жизни, которая была так бездарно просажена, и, возможно, потеряна навсегда.
— Вы не имеете права! — просипел он на остатках дыхания.
Алена настраивала скрипку. Аспирину был знаком этот звук — он много раз слышал его еще в детстве. Когда родители водили его на «Лебединое», и перед началом балета в оркестровой яме…
Он ухватился скованными руками за дверной косяк:
— Подождите!
Его ударили по пальцам, и в эту секунду зазвучала мелодия.
Это была совсем другая музыка, не та, что Аспирин слышал в переходе. Не громко, не сильно, подчеркнуто сдержанно, зловеще; Аспирин сполз на пол, но никто больше не стал его бить.
Пальцы, державшие его за воротник рубашки, разжались.
Не переставая играть, Алена вышла из комнаты в прихожую. Аспирин увидел ее лицо: суженные злые глаза. Крепко сжатые губы. Две яркие нервные кляксы на белых щеках.
Его накрыла волна животного ужаса. Он закричал, как заяц, рванулся и, не обращая ни на что внимания, кинулся к себе в комнату, в убежище, под кровать.
И стало темно.
— Алеша?
Аспирин приподнялся на локтях. Руки у него были скованы наручниками, он лежал под кроватью в дальнем углу.
— Алеша? Как ты?
Аспирин глубоко вдохнул и выдохнул. Закашлялся. Голова, будто чугунная, тяжело клонилась к полу. При каждом «кхе» перед глазами вспыхивали белые звездочки.