Алена и Аспирин
Шрифт:
— Я каждый вечер вижу, как вы бегаете.
— К сожалению, не каждый, — отозвалась она ровно. — У меня дежурства.
— У меня тоже работа. Да я и не стал бы ни за какие коврижки заниматься бегом. Это скучно.
Она промолчала. Они пробежали по двору, свернули, дорога пошла в гору. Падал мокрый снег, норовил залепить глаза. Летели брызги из-под подошв.
— У меня даже кроссовок нет, — сказал Аспирин, бухая ботинками.
Они пробежали мимо автостоянки, автобусной остановки, за угол и вниз. И снова по двору; изо рта у Ирины вылетали
Дорога пошла в гору. Аспирин чуть отстал, потом в два прыжка догнал Ирину, взял за плечи и развернул к себе.
Снежинки блестели у нее на лице. В глазах отражались далекие освещенные окна.
Он по-медвежьи обнял ее, тонкую, напряженную, совершенно ничью. Ее губы растрескались, будто пустыня, он вылизывал их, как собака — чужую рану.
С неба валило, как из распоротой подушки. И снег не таял.
Он проснулся в темноте и сразу понял, что Ирина тоже не спит.
Было уже утро. Ворчали водопроводные краны, работал лифт. Хлопнула дверь подъезда. Аспирин втянулся под одеяло, как улитка в домик: не хотелось утра. Хотелось покоя.
Ирина не пошевелилась. Он нашел в темноте ее плечо, покрытое гусиной кожей.
— Тебе что, холодно?
— Нет… Пора вставать.
— Не пора, — пробормотал Аспирин.
Ирина отстранилась. В темноте выбралась из-под одеяла, выскользнула из комнаты, он успел увидеть ее силуэт на фоне дверного проема. Потом дверь закрылась.
Он проснулся окончательно.
— Доброе утро, — сказала женщина лет сорока, высокая, ростом с Аспирина. — Я доктор.
На ней был форменный костюм с эмблемой на груди. Аспирин никогда не поверил бы, что врачам из районной поликлиники выдают такие «прикиды».
— А ты Алена Гримальская? — женщина профессионально оскалилась. — Здравствуй.
Алена играла гамму, и быстрый взгляд поверх смычка, которым она окинула форменную женщину, не сулил ничего хорошего. Женщина хотела было подойти — но, сделав крохотный шажок, передумала и уселась в кресле напротив, делая вид, что внимательно слушает Аленины упражнения. Аспирина покоробило: он предпочел бы, чтобы докторша сделала девчонке замечание, мол, взрослый человек с тобой здоровается, а ты… Но докторша слушала и скалилась, то есть вела себя именно так, как, в представлении Аспирина, ведут себя специалисты по детским психическим расстройствам.
А если девчонка, не останавливаясь, сейчас сыграет какой-нибудь «страх»? Или (у Аспирина волосы встали дыбом) «похоть»?!
Он занервничал не на шутку, но в этот момент Алена доиграла гамму. Красивым жестом сняла смычок. Положила скрипку в футляр, уселась на диван, прижала к груди Мишутку — молчаливого свидетеля этой сцены.
— Это твой медвежонок? — сладко спросила женщина.
У Аспирина будто крыло мелькнуло перед глазами — он вспомнил, как почти вот так же, в схожей ситуации спросила о Мишутке Ирина. Только Ирина не побоялась подойти, Ирина вообще ничего не боялась, ей надо было помочь больному ребенку, и она, в отличие от форменной тетки, спрашивала без малейшего подтекста…
Он вспомнил, совершенно некстати, какой бесконечно ласковой оказалась Ирина в постели. У него раздулись ноздри: он вспомнил запах Ирининой кожи. Вспомнил ее грудь — кончиками пальцев, как пианист, а форменная тетка тем временем поманила Алену к себе:
— Ну, давай посмотрим, как заживает твой шов…
Алена секунду поколебалась, потом подошла, оставив Мишутку на диване.
Женщина осмотрела и ощупала ее голову. Покивала, пробормотала что-то себе под нос, попросила Алену показать горло. Выслушала легкие.
— Ты не боишься уколов? — спросила веселым голосом.
Алена подняла брови. Женщина бодро рылась в своем докторском чемоданчике. Аспирин стоял совсем близко; на секунду она и докторша встретились взглядами.
От страха и отвращения у него онемели мизинцы на обеих руках.
— А зачем укол? — невинным голосом поинтересовалась Алена.
— Да ну, совсем не больно, быстренько, — ворковала женщина, наполняя шприц. — Шов заживает не очень хорошо, есть опасность нагноения, я вколю тебе замечательный швейцарский препарат, и ты уже завтра забудешь, где у тебя что болело…
— У меня уже и так ничего не болит, — сообщила Алена. — И в поликлинике нам сказали, что у меня заживает, как на собаке… Правда, папа?
Она смотрела Аспирину в глаза и впервые называла его «папой». Это был сигнал — не то угроза, не то упрек, не то просьба о помощи. Аспирин стоял посреди комнаты и не знал, что делать. Драться с этой докторшей, что ли?
— В поликлинике, — женщина пренебрежительно ухмыльнулась, — такого препарата раньше не было, его только вчера привезли. — Неужели ты боишься? Это же совсем не больно.
Алена перевела взгляд с Аспирина на докторшу и обратно.
— Простите, — хрипло сказал Аспирин. — Можно вас на минуточку?
— А можно потом? Я уже приготовила шприц, — немного раздраженно отозвалась форменная тетка.
— Я хотел бы уточнить, что за препарат, — сказал Аспирин. — У Алены… аллергия. На некоторые лекарства.
— Вот как? Только не на этот препарат. На него не бывает аллергии.
— Могу я посмотреть этикетку?
Женщина уставилась на него с нескрываемым раздражением:
— Вы что, медик? К чему эти споры?
— Не надо мне никаких уколов, — сообщила Алена. — Кто вы такая, чтобы ко мне приставать?
Женщина быстро глянула на Аспирина. Тот развел руками: ничего, мол, не могу поделать; женщина взглядом смерила расстояние. Шприц подрагивал в ее руке, как жало.
Аспирин задержал дыхание.
Одновременно случились несколько событий. Тетка прыгнула на Алену, будто кобра, Аспирин кинулся, желая удержать руку со шприцем, соседи сверху включили стереосистему и по комнате разлился низкий рык, похожий на раскат отдаленного грома.