Альфа Центавра
Шрифт:
— А именно? — спросил уже приходящий в себя Фрай, и добавил: — Я, тоже между прочим, могу и вернуться опять в Царицын. У меня там свой кабак — наша гордость и последняя надежда мирового пролетариата. Все эти украшательные прилагательные Фрай говорил специально, чтобы никто не понял, что, собственно, ему надо, ибо знал, что такие слова, как:
— Мировой пролетариат, — у местного населения пролетают мимо ушей по умолчанию, ибо как было доказано еще в доблестное царское время:
— Только два слова иму понятны, а именно:
— Сено и солома. Это как кино на свежем воздухе среди комаров:
— Если проедет мимо пьяный тракторист — ругаюцца. — Хотя абсолютно не понимают, что говорит сам тракторист, а ясно, что это какие-то приколы, типа:
— Баушка, баушка, затем тебе кино? — а она отвечает:
— На-а-да, — милок. А дальше тишина, как будто покойники с косами стоят, ибо ясно:
— Ей просто нра-вит-ся-я. — Как говорится, все равно пензии нет, хоть духовно пока подковаться, а то встретим Бабу Нюру у колодца, и тебе:
— Ни про Белых, ни про Полосатых — ни бельмеса, ни гу-гу. А это актуально на сегодняшний день. В общем, все про себя что-то говорили, кто про бабу Нюру, кто про бабу Настю — один Распи только слушал. На него, как на ишака вообще не обращали внимания. И знаете почему? Все думали, что его здесь:
— Вообще нет. — А действительно, откуда? — спросил бы кто-то, если бы подумал:
— А должен быть, — ибо Фрай на нем и должен быть прибыть в армию Белых, чтобы превратить ее:
— Таким Образом, — в наступающую на Царицын армию Полосатых. Василия не должно быть на этом пути по определению. Никто, конечно, не знал, что он додумался пройти в город, под видом знаменитой сексоторши Соньки Золотой Ручки, представившейся тоже не своим именем, а цветущим лепестком, спившимся из-за интриг конкуренток — вообще, и жестокости этого мира — в частности.
Когда Распи прибыл в стан Белых, Дыбенко уже начали почитать здесь просто-напросто за оракула. Ибо поняли:
— Если не уважать Кали, не то что в ближайшее время расстреляют, а:
— В будущей жизни не возьмет с собой Захграницу. — Что это такое никто не знал, но, как сказал Ленька Пантелеев в обнимку с Никой Ович:
— Вкусно, как торт Тирамису.
— Она сама сказала, — поддержала Леньку Ника, — есть:
— В каждом придорожном бунгало.
— Я люблю мясо, — вмешался Эспи, — и знаете, чтобы это был такой горный орел, прошу прощенья, не орел в данном случае, а горный придорожный бунгало, где всегда жарят только адын стейк, такой вкусный с:
— Немножко крови.
— Да, — подошел к нему поближе Амер-Нази, — много, действительно, не надо, а немножко:
— Всё равно придется.
— Да, чтобы получалось не специально, не с перенапряга, а автоматом. Подошла Кали и сказала:
— Через час наступаем, — и кивнула назад, как будто там было медом намазано: — Он так сказал.
— Наверное, он еще не совсем проснулся, — сказал Распи. И все замерли, вытаращив на него глаза.
— Кто такие? — спросила Кали, и добавила: — Почему не расстреляли?
— Дак мы не знали, что надо, — тявкнул Лева Задов из-за спины Амера. — Но если надо, я сам поведу их к карнизу.
— К какому еще карнизу, что ты плетешь, сукин сын?! — пролаяла Коллонтай. — Ты тех расстрелял? — добавила она.
— Каких Тех? — не понял Амер-Нази.
— Пусть ответит этот контрразведчик. Лева побоялся соврать, как следует, но чуть-чуть все равно приврал:
— Некоторых да, многих — еще нет.
— Почему не наоборот?
— Забыл, прости. Пока обед, ужин, плюнул на них и все.
— Разоткровенничался, идиот, — сказала Кали, но смягчилась и попросила Распи рассказать, откуда он знает, что Дыбенко еще не полностью ожил, а так только:
— Мутит воду во пруду, — в том смысле, что только выполняет приказы Кали. Она, правда, объяснила это просто:
— У нас контактум.
К счастью трубачи уже протрубили тревогу. И заскрипели повозки маркитанток. Они уже не шли за офицерами, а шли вперед, готовить именно — было принято решение — один вот этот уже запатентованный Стейк Коллонтай. Она не могла понять, что лучше:
— Разозлиться, или просто:
— Вот так прославиться, если нигде не везет систематически.
— Ладно. Хорошо. Поведете по эскадрону. Сначала пройдете вперед и затаитесь, а когда мы начнем отступать — ударите им в тыл.
— Всё это прекрасно, всё это хорошо, — сказал Эспи, но разве есть информация, что Полосатые выйдут из-за стен Трои?
— Да.
— Кто сказал? Эспи показал большим сильно изогнутым в обратную сторону пальцем назад, где маячил долговязый Распи.
— Кто он такой, чтобы знать больше меня? — негромко рявкнула Кали. И он произнес свой сакральный пароль:
— Их бин Распутин.
— Немец, что ли?
— Да, пожалуй что и немец.
— Да каки из немцев предсказатели, — толи сказал, толи хотел сказать Амер-Нази, но его самого без дальнейших предисловий послали командовать третьим эскадроном:
— По центру.
— Я не готов, — вякнул он.
— Почему?
— Боюсь, не успею вспомнить, умею ли я кататься на лошади.
— Кататься будешь на мне. Если вернешься с победой, — ответила Коллонтай.
— Можно последний аргумент?
— А именно?
— Я как бывший командующий фронтом имею право на дивизию.
— Естественно, за вашим личным эскадроном пойдет ваша дивизия. Это относится ко всем присутствующим, — она окинула взором Медузы Горгоны Эспи — справа по отношению к Царицыну, и Распи — слева.
— Разрешите сказать и мне, благородная Инопланетянка. Лучше я останусь здесь, а?
— Кем?
— Начальником штаба.
— Начальником штаба, — повторила она. — А! вспомнила, вы предсказатель. Это хорошо, но у нас есть уже. — Она не договорила, т. к. ее перебил Эспи: