Альфа Центавра
Шрифт:
— Фабричные? вы уверены.
— Уверен ли я? Да.
— На что спорим, что вы ошибаетесь?
— На нашу победу.
— Вы сразу ставите на кон всё, что у вас есть?
— Так вы Инопланетянка? Как я сразу не догадался.
— Я не знаю, думаю, что нет. Как проверить?
— Пойдем, проверим.
— У меня здесь жених в реанимации.
— Кто?
— Не скажу, вы можете использовать эту информацию в своих интересах.
— Может у нас общие интересы?
— Да?
— Да.
— Тем не менее, я прошу на этот раз решить инцидент проще.
— Ясно, но я судья, мне не положено выходить на ринг.
— Я могу грохнуть тебя и здесь.
— Хорошо, можешь считать, что ты меня разозлила. — Амер снял свою тужурку, и попросил дать ему что-нибудь покрепче.
— Да ладно, не заморачивайся. — И она его бросила Задней Подножкой, да так сильно, что Нази, хотя и не упал на свой стол, но сбил его, а его сотрудники Оди и Аги, попытавшись выбраться из-за стульев, наоборот, вылетели из них, как с катапультой. Далее, Нази не встает, а Агафья дерется с Артисткой Щепкой. Пархоменко и Фрай продолжили бой в стиле По Очереди:
— Сначала один проводит прием из Бокса, потом другой из Дзюдо. И так до тех пор, пока не поняли, что надо всё-таки защищаться, а то так быстро кто-то из них больше не встанет после проведенного приема. А это значит, Пархоменко проводил Двойку, и пытался третьим ударом, в подбородок, отправить Фрая хотя бы в нокдаун, а лучше, конечно, в нокаут, а Фрай проводил Подхват, и пытался задушить Парика окончательно.
— Зачем ты меня душишь, амиго? — говорил ему Пархоменко.
— У меня не хватает веса провести Удержание.
— Нет, я имею в виду: ты не узнал меня.
— Если я тебя узнаю, нас заподозрят в связи, и ты будешь раскрыт, как секретный агент Коминтерна.
— Да?
— Да. Бейся по-честному.
— Да?
— Да. Пар вырвался, и ударил Фрая в лоб. Правда Парик не знал, что лоб этого парня защищен капитально, Фрай невероятным образом успел пригнуться, и взял Парика на Мельницу. Оди за столом судей спросил:
— А… это можно? — За столом в том смысле, что Оди с Агафьей сели за отдельный журнальный столик, пока Низи лежал без успеха подняться, и ему вызвали врача, а столяр пытался сделать, как он сказал:
— Будет, как новый, — старый судейский стол древнего производства, и принадлежал раньше одной из английских принцесс, занимавшейся, между прочим Садо Мазо, и надо сказать не без успеха.
— Прости, прости, — сказала Агафья Учительница, — совсем забыла: мне надо идти, надо отомстить за нашего Главного судью, который не может подняться после того, что она с ним сделала, — и Аги показала на Щепку, опять принимавшую тарелку, и опять с тремя пирожными, только вместо кофе был зеленый чай с жасмином. — Ты теперь будешь Главный здесь, пока мы все ушли на фронт.
— Я не разрешаю этот бросок, — сказал Оди, — не по правилам.
— Я назначаю тебя моим заместителем, — сказал Фрай, продолжая держать, как коршун в когтях Пархоменко над головой.
— Ты спутал, батя, — ответил Оди, — его назначь. — И указал на все-таки шевелящегося Амер-Нази.
— Он может не выжить.
— Тем не менее, я настаиваю.
— К сожалению, я тогда не знаю, что делать.
— Хорошо кто-то может его подержать, — сказал Оди.
— Кто все заняты, — ответил Фрай, и в подтверждение его слов, пролетела тарелка.
— Летающая тарелка! — закричал из зала нудист Катовский. А Дэн:
— Вот как надо! — Он имел в виду, что летающая тарелка с пирожными попадет в Агафью Училку, которая пошла учить Щепку за бросок Главного судьи Нази и поломку стола, за которым, мы, судьи, можно сказать:
— Мирно жили. Но в следующий момент Артистка Щепка и Агафья Училка, бывшая жена Батьки Махно, так сцепились, что обе упали на статую, можно сказать:
— Рабочий и Колхозница в исполнении Фрая и Пархоменко:
— Колхозник и Рабочий, поднявшиеся на дыбы. И… и они сбили эту Статую. Всё так, единственно, что не очень понятно, как Фрай и Парик оказались вне ринга, на площадке рядом, где отдыхали раненые в предыдущих боях участники соревнований, как например, Щепка с кофе, зеленым чаем и шесть пирожными, и то это были те пирожные, которые мы видели, возможно, их было еще больше. Не может быть? Бывает. С голодухи столько, разумеется, не съешь, только от чрезмерного нервного перенапряжения.
Остались только два неповрежденных участника соревнований, а именно:
— Фекла и Оди, хотя он был судьей, а Фекла, имела одну сильно поврежденную руку, и хотела остаться только судьей, точнее:
— Тоже судьей, но на самом ринге. И тогда вышел Катовский, и запрыгал на ринге в шикарном зеленом халате, что должно было означать:
— На самом деле я красный.
— Кто выйдет против этого Геракла? — спросил Оди, — найдется ли тот Одиссей, который сможет его укротить, точнее, укоротить? Кто вышел? Дэн? Или кто-то другой? Может быть, Махно?
А вышел сам Одиссей. Зачем? Он хотел проверить:
— Та ли эта дама, за которую выдает себя. — А если точнее, то как раз наоборот.
— Я с ней, — сказал Одиссей, — и показал на Феклу.
— Како с ней, я уже здесь прыгаю, хочешь с ней, пожалуйста, но только через мой э-э, ну, не труп, а хотя бы просто бездыханное тело.
— Я буду с ним драться, — сказала Фекла и зажала рукавом раненую руку.
— Ты больна, пожалуйста, не лезь, дорогая, — сказал Оди.
— Что значит: больна?
— И тем более, что значит: дорогая? — влез Катовский. — Вы знакомы? Не думаю, и поэтому предлагаю не церемониться:
— Будем биться за нее.
— С тобой, — добавил Кот.
— Я согласен, — сказал Оди, — если, разумеется, дама, не против.
— Я против, я сама хочу набить ему морду. Мордашку, знаете ли, вот эту, — она взяла Катовского за подбородок, потрепала слегка, и сделала саечку. Он схватился за щеку, и ошарашенно посмотрел на даму, в том смысле, что понял:
— Если это не любовь, то что же это? Примерно тоже самое понял и Одиссей, он даже обиделся: