Альфа Центавра
Шрифт:
— Дайте мне Роль Дурака, и я переверну мир, — наверное это ошибка, скорее всего он сказал просто:
— Получу Оскара, — но в принципе это одно и то же. Удивляет здесь только то обстоятельство, что Мойр было три, а Голливуд в будущем почему-то только один. Почему не удается размножить? Вопрос. Щепка подняла, брошенное ее будущим мужем Знамя Победы, в том смысле, что правую перчатку, и двинулась дальше, к сияющему, как солнце рингу на сцене. Далее Кинг Джордж, конь Колчака ее не слушается, не хочет выходить из потустороннего пространства. Тогда она выходит во двор и берет этого коня там, соблазнив, как обычно:
— Яблоком. — В том смысле, что пообещала взять его с собой в Нью-Йорк. Это не совсем верно, было по-другому. Во-первых, пресловутый нудист составил ей конкуренцию, но так как ни за что не хотел говорить судейской коллегии своё настоящее имя, запрос его был оставлен без внимания.
— Зовите меня Мяу. — Зал покатывался со смеху, но парень был вполне серьезен, можно было даже подумать, что он вообще лишен улыбки, как древний демон.
— Говорят, бывает и у демонов улыбка, — сказал Амер-Нази своим смеющимся друзьям-партнерам по бизнесу. Имеется в виду, Агафье и Оди. Почему? Была надежда, что после турнира будут премии. А для судей, само собой разумеется:
— Больше, чем у других. — Как фигурально выразился Оди:
— Участников кордебалета. Итак, ЩеКа сразу бросила ненадеванную перчатку прямо в лицо Нике Ович, и ударила в падении по пяткам. Как выразился нудист Мяу, оставшийся стоять рядом с секундантшей Белого угла Сонькой Золотой Ручкой, и пискнувшей после падения Ники:
— Не встанет:
— Культурологический шок.
— Думаешь? — спросила Сонька.
— Дак естественно, она думала.
— Думала о чем? Что Щепка будет ее сначала приветствовать, прежде чем бить?
— Нет, в последний — перед ударом — моментум Ника Ович увидела будущее, этот Дэмет — удар ее ногой по своим пяткам, и очень удивилась:
— Борьба и Бокс — это я знаю, разрешено, но каратэ — нет. — Тем более это запрещено на нашей территории, да и вообще неизвестно многим.
— Вы Эйнштейн? — спросила Сонька Золотая Ручка.
— Нет, — просто ответил нудист, и по настоятельному требования Агафьи, которая даже привстала из-за стола, сел на свое место в партере. Ника встала, но Щепка опять ее обманула, бросила в шатающуюся противницу боксерскую перчатку, доставшуюся ей в наследство от будущего мужа, провела Переднюю Подсечку, и перешла на удержание, сказав, между прочим:
— Небось, небось, я тебя отпущу, но только для того, чтобы провести тебе мой любимый прием — Болевой из Стойки.
— В Дзюдо запрещены болевые из стойки, — провякала Ника, но даже не пыталась вырваться из удушающего захвата.
— Умерла! — крикнул, даже поднявшись со своего ложа Одиссей, — кричите: Брэйк.
— Щас! — выразилась Агафья. — Это должен кричать бобик на ринге.
— Где он, кстати? — спросил главный судья. — Опять в буфете?
— Да спит на раскладушке с той стороны ринга, — сказал услышавший их разговор Фрай — секундант…
— А чей, действительно он секундант? — спросил со своего места нудист. И добавил: — Слишком просто все устроено: кто бы ни дрался, а секундант всегда один и тот же. Может он мне нарочно клофелина подольет на полотенце, и я засну как раз в тот моментум, когда девушка придет ко мне в душ благодарить за победу.
— Для того, чтобы, — сказал парень рядом с ним, — надо сначала выпить.
— У тебя есть?
— Да. Будешь?
— Здесь можно? Вроде спорт.
— Можно, ибо это не спорт, а смертельный спорт.
— У тебя что, как обычно: Хеннесси?
— Ты меня с кем-то спутал, друг, я не пью Хени, и знаешь почему?
Дорого.
— Тебе дать денег?
— Сейчас, за глоток Хеннесси?
— Я по глотку не пью, за бутылку на двоих.
— Без закуски? Я без закуски даже пиво не пью, — сказал Пархоменко, — а это он сидел рядом… рядом с Котовским, который замаскировался на этом собрании благородных непьющих спортсменов нудистом. — Зачем ты это сделал? — спросил после второго глотка Пархоменко.
— А что заметно?
— Наоборот, нет, хорошо, я бы тебя ни за что не узнал, если ты сам не сказал, что нудист.
— Я ничего такого не говорил.
— Ты сказал Мяу.
— Я? Нет. Если, кто и сказал Мяу, то это только ты Парик.
— Хорошо, хорошо, ты хочешь записаться на следующий бой?
— Да.
— Запишись, грохнешь ее — я выйду.
— Как ты выйдешь, ты уже сейчас заговариваешься, тебе нельзя пить, а ты носишь в кармане целую бутылку Хени. Дай ее мне.
— Нет.
— Почему? Не могу, понимаешь.
— Почему?
— Ты сам заговариваешься.
— Мы уже договорились, чтобы я тебя грохнул во втором раунде? Ты должен, должен продержаться до второго раунда, ты понял?
— Зачем? Ибо… ибо я уложу тебя в первом, скажи только:
— В начале, в конце, или в середине раунда?
— Нет, это ты мне скажи в каком углу тебя положить, в Сонькином, или у этого Фрайера?
— Я агент Фрайера, — признался Пар.
— Нет, точно, или ты просто так думаешь? — спросил Катовский.
— Нет, просто уверен.
— Ну, откуда?!
— Знаю и всё. А откуда не знаю. Ну, ты видел, что сейчас он мне подмигнул?
— Сомневаюсь, с такого расстояния это может быть просто аберрация точки зрения. Цвета глаз даже не различить? Он кто вообще?
— А я помню? Тайный агент вроде из Хермании.
— Что говорит?
— Говорит, что всё в его огромных лапах. Ты видел, какие у него лапастые лапы?
— Он, что пингвин?
— Почему? Он как раз наоборот: пишет книги, а на ринге не дерется.