Альфа и Омега. Книга 3
Шрифт:
«Я так много не успел тебе сказать. Так много не успел для тебя сделать, так много… подарить тебе. Ты для меня открыла мир заново, Хана. Я не знаю, где бы и кем бы я был сейчас, если бы не ты. Спасибо тебе за это. Спасибо, что разглядела в глупом, горящем бессмысленной местью мальчишке кого-то, кто достоин… твоей любви и твоего… терпения…»
Его голос звучал все тише, словно мы неуклонно отдалялись друг от друга, и вдруг я поняла, что больше не слышу его. Несколько раз моргнула, тщетно пытаясь сосредоточиться на нашей связи, и осознала, что не чувствую ее — эту тонкую красную нить, что столько месяцев была натянута между нами. И судя по страху, острой вспышкой озарившей глаза моего альфы, он ее больше не чувствовал тоже. И это был первый раз, когда я вообще видела страх в его глазах.
— Йон… — хрипло прошептала я.
— Я… не слышу… больше не слышу тебя, — таким же незнакомым, изломанным голосом ответил он.
Не веря тому, что происходит, я, преодолевая ужас и отвращение, пригляделась к тому, что осталось от моей руки. Я слишком хорошо знала все эти линии — каждую из темных веточек цветущей сакуры, что была набита почти по всей длине моего предплечья. Слишком хорошо знала, где и как они перемежались и перекрывались настойчиво яростным красным цветом.
Цветом, которого на моей руке больше не было.
Реальность начала ускользать от меня. Не знаю, что было тому виной — накрывшая меня паника, которая каким-то парадоксальным образом оказалась хуже осознания того, что мы, кажется, вот-вот умрем, или тот факт, что из меня выкачали слишком много крови. Но как бы там ни было, я не была готова — не была готова уйти в темноту одна, потеряв всякую связь с тем, кто, кажется, должен был сопровождать меня до самого конца, не отходя ни на секунду.
— Йон! — Я хотела кричать, но с губ сорвался только жалкий визгливый хрип.
Перед глазами замелькали черные пятна, и я ощутила, как мир вокруг закачался, словно утлая посудина, попавшая в шторм. Меня закручивало и затягивало в водоворот, у которого не было дна. Почему-то эта мысль — об отсутствии дна — вдруг полностью овладела моим сознанием, и я поняла, что если позволю себе провалиться туда, то уже никогда не выберусь наружу. Собрав остатки сил, я попыталась сосредоточиться и тогда увидела то, от чего на несколько секунд совсем перестала дышать.
Йон встал.
Я не знаю, каким образом ему это удалось и где он нашел силы, чтобы не только разорвать сдерживавшие его путы, но и после этого выпрямиться, коротким яростным движением вырвав трубки из своего правого предплечья. Его глаза горели желтым так ярко, что я на мгновение испугалась, что мой альфа полностью потерял над собой контроль, подчинившись своему внутреннему Зверю. Но даже в этом случае я приветствовала его приближение, каждой частичкой своего тела тянясь ему навстречу.
Иглы выскочили из моей руки с противным чавкающим звуком, забрызгав кровью мою одежду и постель. Боли я не почувствовала — только гадкое чувство собственной утраченной целостности и чистоты. Мое тело больше не принадлежало мне, и я не знала, как глубоко внутрь мне теперь надлежит забиться, чтобы не чувствовать омерзения от одного лишь факта пребывания в нем.
Продолжая покачиваться, альфа приблизился к аппарату, что высасывал из нас кровь, а потом одним ударом когтистой лапы разворотил драгоценную колбу с мерцающей золотистой жидкостью.
— Пошел он, — выдохнул он. — Пошли они все. Я никому тебя не отдам. Даже самому Великому Зверю. Пусть не надеются.
— Йон… — Я подхватила его, чувствуя, как он заваливается на меня — видимо, то невероятное волевое усилие, что потребовалось ему для того, чтобы встать с койки, сожрало остаток его сил.
— Ничего, любимый, все хорошо, — прошептала я, гладя его правой рукой по слипшимся от пота волосам. — Я с тобой. Я всегда буду с тобой. Отдохни немного пока. Ты такой молодец. Ты самый большой молодец на свете, Йон Гу.
За белыми шторками, что по-прежнему ограждали нас от всего остального мира, началась какая-то суетливая возня. Вполне возможно у них здесь были камеры, и они видели, что сделал Йон. А значит ждать осталось недолго. Нам было уже нечего отдать им, а они бы уже все равно не смогли забрать больше.
— Скоро все закончится, потерпи немножко, мой хороший, — мягко произнесла я, медленно оседая под весом мужского тела. — Уже почти все.
Когда кольца отодвигаемой шторки скрежетнули по металлу, я закрыла глаза. Не хотела видеть их лица. Хотела, чтобы последним, что осталось в моей памяти, была умиротворенная улыбка Йона, уснувшего на моих руках. О чем в конце концов я теперь еще могла просить судьбу?
Уж точно не о том, что последовало дальше.
— Так и знал, что вы без меня в какое-нибудь дерьмо вляпаетесь, — сокрушенно проговорил знакомый голос, и я, почти настроившись на драматичную смерть на забрызганном кровью кафельном полу, категорически и совершенно не поняла, что только что произошло.
— Они здесь! — Кадо взмахнул трехпалой рукой, обращаясь к кому-то позади себя. — Я нашел их.
— Говорила же, что они там, — раздался торжествующий и вместе с тем немилосердно скачущий от напряжения голос Джен. Потом я услышала шаги и почувствовала накатывающий на меня запах табака и муската. Сердце мое билось словно бы во всем теле сразу, и от шока я не могла выдавить из себя ни слова. Просто сидела на холодном полу, прижимая к себе обмякшее тело мужа, и переводила взгляд вытаращенных глаз с одного на другую и обратно.
— Малышка, ради Зверя, что с тобой? — Увидев, в каком я состоянии, альфа, не мешкая, бросилась ко мне, но я отпрянула назад, продолжая крепко держать Йона у груди, словно свое последнее и главное сокровище. — Что с ним?
— Он умер, Джен, — отозвалась я совершенно чужим и неживым голосом. — Они разорвали нашу связь, и он умер. Я ничем не могу ему помочь. Я не могу его исцелить. Я ничего не могу для него сделать, понимаешь?
— Да быть не может… Хана, дай я посмотрю… Кадо, позови кого-нибудь ради Зверя! — Подруга сжала меня за локоть, но я, повинуясь каким-то совершенно неконтролируемым инстинктам, вырвалась и огрызнулась на нее, обнажив клыки: