Грузовые вагоны мчат сквозь тьму и сугробы,Набивая карманы дорогих москвичей,Для которых опять арестантские робыМужики примеряют на Отчизне моей.Сколько здесь их лежит поседевших и юных,Безымянных и тех, кого помним пока –От Дудинки к Норильску рельсов гибкие струныПри содействии вохры натянули зэка.Выбивают вагоны дробь на стыках со свистом,И кричат тепловозы, как от пули шальной,Где народа враги, кулаки и троцкисты,От души намахались на природе киркой.Сколько здесь их лежит осторожных и прытких,Безымянных и тех, кого помним пока –От Норильска к Дудинке рельсов чёрные ниткиПри содействии вохры размотали зэка.Снова мутное солнце опускается низко,Как тогда заблудившись в беспредельной пурге,И не видно крестов или звёзд обелисковНад
могилами тысяч, привыкших к кирке.Сколько здесь их лежит трусоватых и смелых,Безымянных и тех, кого помним пока –От Дудинки к Норильску рельсов острые стрелыПри содействии вохры прочертили зэка.А над ними вагоны мчат железной оравойМеж озёр и речушек, сквозь туманы и гнус,По отмытым дождями позвонкам и суставам,Чьи владельцы ковали Советский Союз.
«Гуси-лебеди! Чайки-вороны…»
Гуси-лебеди! Чайки-вороны,Ну и прочие, кто не прочь,Если слух прошёл во все стороны,Как товарищу не помочь.Солнца луч ещё искрой острою,Малым пятнышком зыркнул чуть,Сторожей ночных стая пёстраяТак и бросилась мне на грудьЯ лежал во мху и помалкивал,Без сомнения, что добьют,Коли коршунов клёст расталкивал,Да и горлицы тут как тут.Солнца луч ещё даже венчикомНе сумел в траве рассиять,По делам своим к малым птенчикамРазлетелась пернатая рать.Гуси-лебеди! Чайки-вороны,Ну и прочие, кто не прочь,Если слух прошёл во все стороны,Как товарищу не помочь.
Д
«Да, волк-одиночка. Пустынник и странник…»
Да, волк-одиночка. Пустынник и странник,Годами и ветром по миру гоним.Но если я чем-нибудь стрелян и ранен,То только лишь взглядом небрежным твоим.Да, волк-одиночка. Схизматик и схимник,Не вынесший клятв и зароков пустых.Но если не холоден мне снежный зимник,То только от прошлых объятий твоих.Да, волк-одиночка. Чарун и чудесник,Уставший и грустный седой соловей.Но если даны мне от господа песни,То только во славу улыбки твоей.Да, волк-одиночка. Банкрот и растратчик,Напрасно мечтавший о дне золотом.Но если умру, незаметно и кратче,То только, чтоб ты не узнала о том.
«Дабы друг не дрогнул пред бедой…»
Дабы друг не дрогнул пред бедой,Дабы гордо ржал и бил копытом,Напои колодезной водойСкакуна каурого досыта.Не жалей ядрёного овсаИ пшеницы золотой отборной,Чтоб горели чёрные глаза,Словно угли дьявольского горна.Хлеб нарежь и круто посоли,Намешав на витаминах с йодом,Дай из рук, погладь и похвалиСтать его, походку и породу.Бархатом протри луку седла,Затяни пурпурную подпругуИ надень стальные удилаСвоему единственному другу.
«Давно у милой я в долгу…»
Давно у милой я в долгуИ с каждым часом всё сильнее,Да и, наверно, не смогуВсецело расплатиться с нею.За губы, что, как плод в раю,Доныне пахнущие мёдом,Волнуют плоть и кровь мою,Желая или мимоходом.За эти карие глаза,Отведшие невзгоды мимо,Когда житейская грозаКазалась непреодолимой.За руки, чем душа мояИз бездны выхвачена смело,И, чтоб в себя вернулся я,Согрето зябнувшее тело.За грудь, вскормившую детей,Моих детей, и, между нами,Так ждавшую среди ночейМной ласк не доданных ночами.За то, как, мучаясь, жила,Себя казня стократно строжеСреди обыденного злаИ по моей причине тоже.А то, что верил и любил,Помочь старался – зря иль кстати,И каждый день с ней рядом был,Не принимается к оплате.Поэтому, как благодать,Жду до последнего мгновенья,Коль даст господь мне дописатьО ней моё стихотворенье.
«Денег нет. Ума палата…»
Денег нет. Ума палата.Или всё наоборот.Или истинная платаТолько в будущем нас ждёт.В час, когда суд справедливый,Раздевая донага,Перечтёт деривативыЗа наличные блага.Ну, а те, что всё проели,Промотали, извели,Поуже добились цели,К коей в этой жизни шли.Вероятно, так и будет,Если выбор невелик,И себя до света будитГрязный пакостный старик.
«Диагноз мой поставлен точно…»
Диагноз мой поставлен точно.Не увисев на волоске,Я растворюсь в воде проточной,Растаю в глине и песке.Мой разум – плакальщик о сыне,Необъяснимых связей плод,Замолкнет, сгинув в мешанинеСолей, ферментов и кислот.А тело по каморкам узкимРастащат тысячи жуков,Как я, не пивший без закуски,Хватал куски у мужиков.И лишь немного непонятно:Душа моя, мой индивидИспользуется многократноИль только мне принадлежит.А с нею крест, плита с вазоном,Июльский дождь, пурга зимой,И ты с обидой затаённойОдна бредущая домой.
«Дни – одинаковые и пустые…»
1
Дни – одинаковые и пустые.Ночи холодные – темень стеной.А пред глазами потухшими ты иСлёзы, текущие сами собой.Ночи бесплодные – боль ниоткуда.Дни беспросветные – хуже того.И неизвестно, вернётся ли чудоПраздника прошлого моего.
2
Где ты и как от меня ускользнула?Птицей небесной, пятнистой змеёй?В ливень с бесчинством его и разгуломИли в безмолвный полуденный зной?Где ты? Сейчас мне так стыдно и больно:Бес окаянный, беспамятный пёс,Если своим поведеньем невольноСтолько несчастья тебе я принёс.Где ты? Откройся. Забудь о раздоре.Это не я, это лишних сто граммОтняли разум в нечаянном споре,Стоившим расставания нам.Где ты? Прости и вернись ко мне снова.Не дожидаясь чужого суда,Я обещаю – ни пальцем, ни словомНе оскорблю твоих чувств никогда.
3
Отче, к тебе обращаюсь я тоже.Сделай, чтоб крик мой услышать моглаТа, что мне счастья и жизни дороже,Как бы меня не кляла.
«Доверялись бы мы до конца матерям…»
Доверялись бы мы до конца матерям,Нас судьба не свела бы и не закружилаВ буйном вихре страстей, пред которыми намУстоять, как не борется кто, не по силам.Не стелила бы вьюга своих простыней,Не узнали бы мы запах летнего сена,Что ложилось периной под любимой моей,Под моей дорогой, а точнее – бесценной.Промолчал бы ручей с ключевою водой,Не забылись бы мы навсегда, без оглядкиНа летящие годы, что кукушкой ночнойБеспощадная жизнь отмечала в тетрадке.Если бы не будила нас вместе заря,И при этом сердца в ритме общем не бились,Смог бы я пред тобою бахвалиться зряОбещаньями, что вполовину не сбылись?Но свершилось как есть, нет дороги назад,И грядёт наказание неудержимо,Знаю, впрочем, насколько и кто виноватИ за что благодарен любимой.
«Довольный выпавшей удачей…»
Довольный выпавшей удачей,Отъевшись, ногу залечив,Стал сукин сын своим на даче,В кошачий влившись коллектив.В горах вынюхивал оленей,Карабкаясь как скалолаз,И умостившись на коленях,Ждал обожания и ласк.И подражая псам этапнымСтоял, рыча, при воротах,Пока в душе его внезапноНе пробудился дикий страх.Он выл, всю ночь не умолкая.Он знал: с сегодняшнего дняЖдёт жизнь его совсем другая,Уже не здесь и без меня.Поэтому среди знакомыхИ лиц, неведомых ему,Затихнув, спрятавшись за домом,Искал ответа – почему.Глядел, как пьяные мужчиныНосилки чуть не у землиДо белой с надписью машины,Ругаясь матерно, несли.Мотор сначала фыркал, торкал,Потом, заладив как ханжа,Заныл и покатил под горку,Бабахая и дребезжа.А он понёсся вслед газелиМеж дач, просёлком, большаком,До пены и до дрожи в теле,Тоской к хозяину влеком.Но где ему с его судьбоюАвто летящее догнать,Когда срослась кость кочергоюИ не докармливала мать.При том, что гулко так и частоЕщё не било сердце в бок,И он вернулся на участок,И у калитки мёртвым лёг.А ты, отпраздновав поминки,Сороковины, через год,Хотя не скажешь без заминки,Решила – этот подойдёт.