Заумь листьев, ветерком гонимых,Белый стих лебяжьего крыла,Как всегда, но прохожу я мимо,Сколько бы ни пела, ни звала.Я тебе от сердца благодарен,Как забыть: полночная свеча,Гибкий стан и взгляд манящий карийИз-за в белом свитере плеча.Навсегда останутся со мноюБархат губ и шёлк густых волос,Дрожь и боль горячею волною –Всё, что испытать нам привелось.Но не думай в прошлое вернуться,Если получилось так у нас:Это ветви бесконечно гнутся –Человек ломается на раз.Ну, а я, храня о прошлом память,Трезв, свободен, весел и здоров,На лугу ромашек поздних замять,В небе звёзды – сорок сороков.Над рекою – старый дом родимый,Лодка – два отстроганных весла,Заумь листьев, ветерком гонимых,Белый
стих лебяжьего крыла.
«Звезда твоя с моей звездою…»
Звезда твоя с моей звездоюСошлись по воле сил мирских,Чтоб, где чужие были двое,Явилось четверо родных.И сколько жизнь людей не мучит,Губя сознание и стать,Ничто нас в жизни не разлучит,И никому меж нас не встать.Ну, а когда погаснут звёзды,И звук последний отзвенит,Земля, как раньше свет и воздух,Меня с тобой соединит.
«Зеркало лжёт, как и все зеркала…»
Зеркало лжёт, как и все зеркалаС их амальгамой слепою,Если ты та же, какою былаВ миг нашей встречи с тобою.В платье горошком, в платке голубом,С кожей нежней горностая,Стройная, гибкая, ну и при томИконописно простая.Локоны ветер взвивает, пьяня,Солнце слепит и не слепит,Ты, улыбаясь, глядишь на меня,Слушая жалостный лепет.Разве по силам течению лет,Пусть – с непомерною ношей,В чём-то ухудшить менталитетДевочки этой хорошей.Нет, навсегда ты осталась такой:Зря ли исходит истомойСердце, лишь тронешь горячей рукой –Бархатной и невесомой.А отражениям лживых зеркалВерить, поверь мне, не надо,Если ты та, что я годы искал,Пряча тоску под бравадой.
«Зеро мне выпало, зеро…»
Зеро мне выпало, зеро,Тогда как ставил на себя я:В мечтах не ездить на метро,Ведя жизнь сказочного бая.Тебя до ног озолотив,И как с отрочества хотела,В шёлка забрав любой извивМною излюбленного тела.Чтоб быть с тобой без выходных,Без тяги к новым приключеньямВ объятьях девок молодых,Приставленных для развлеченья.И ты поверила в меня,Моим зарокам и посулам,Судьбу свою соединяЧуть ли не с карликом сутулым.Живя в стеснении – в ответ,Смеясь, что звали бедолагой,Надеясь: тяжесть горьких лет –Оплата будущего блага.Оно придёт и ты ждала:Пусть не всего, пусть – частью, долькой,Но, не дождавшись, умерла,Не разуверившись нисколько.А у меня болит реброИль что осталось от него там,Зеро мне выпало, зеро,Наперекор моим расчётам.
«Зимою. Тундра. Вечером. Таймыр…»
Зимою. Тундра. Вечером. Таймыр.Румянец щёк. Усталая походка.След утренний – уже почти пунктир.Обеденный – лежит довольно чётко.И день прошедший видя на снегу,Почти пройдя, как и замыслил, путик,Отделаться от мысли не могу,Что я мишень в пристрелянном маршруте,Где ствол ведёт надёжная рука,В плечо вдавив протекторы приклада,Уверенная, что навернякаМеня достанет с первого заряда.Будь проклят этот год и день, и мразь,Нам лгавшая о том, что люди – братья:Когда рука с оружием срослась,Она не приспособлена к объятьям.Поэтому, умерив крови бег,Замедлю шаг, не замедляя хода,Приглядываясь из-под пухлых векС поправкою на возраст и погоду.Нам для двоих средь тундры места нет –Так было, есть и будет в мире вечно:Поземка замела вчерашний следИ заметёт сегодняшний, конечно.Ну, а пятизарядное ружьё,Одно из двух, как это року надо,Одно из двух – его или моё,Решит задачу с первого заряда.
«Зной безумствует, жжёт который день…»
Зной безумствует, жжёт который день.И ни дождика, и ни тени,Ночью кажется – расцветёт сирень,Утром выглянешь – нет сирени.И ничьей нельзя отыскать вины,Как ни мучишься – нет ответа,Несмотря на то, что конец весны,Завтра первое, завтра лето.Снова год прошёл. Ах, какой был год!Сколько предавших и умерших,Будто дьявол взял землю в оборот,Как лазутчиков брали в СМЕРШЕ.А вокруг палит зной который день.И ни дождика, и ни тени.Ночью кажется – расцветёт сирень,Утром выглянешь – нет сирени.Лишь вороний гай – и о чем шумят,Если встретятся даже двое:Или молятся богу невпопад?Иль скандалят у водопоя?Впрочем, и у нас радость впопыхах,Да не радость, а отголосок,Весть из прошлого о других годах,Что глядят на нас с чёрных досок.Не поэтому ли который деньИ ни дождика, и ни тени.Ночью кажется – расцветёт сирень,Утром выглянешь – нет сирени.
И
«И покуда гром не грянет…»
И покуда гром не грянетНеизбежный, страшный, тот,Кто в глаза мои заглянет,Дорогою назовёт?Ты ушёл, не обернувшись,Как всегда ломая бровь,Мой кумир ночей минувших,Неизбывная любовь.Чем тебя я обделила,Что тебе не додала,Родненький, хороший, милый,Сердце выжегший дотла.А ведь ты меня с собоюУносил в такую высь,Где мы клятвой гробовою,Вечной жизнью поклялись.Побожились словом сладкимБыть, как крылья соловья,Нас венчавшего украдкойУ тенистого ручья.Так скажи же, что случилось,Всё исправлю, лишь бы знать,Чтобы грозный гнев на милостьСмог ко мне ты поменять,Иль яснее и доступнейСтанет сердцу моему:Почему клятвопреступникМне достался, почему.И покуда гром не грянет,Неизбежный, страшный тот,Кто теперь в глаза заглянет,Дорогою назовёт?
«Иван-чай отцвёл, иссеклась пыльца…»
Иван-чай отцвёл, иссеклась пыльцаВ силу замысла изначального:На руке твоей нет давно кольцаОт меня тебе обручального.Хоть уже бела голова в висках,Между рёбер бес рвёт и мечется,Каково лежать одному впотьмахБез подруги и без советчицы?Если некому разбудить-согреть,Перекинуться словом лакомым,Значит, испытать мне, что было, впредьНе удастся больше по-всякому.Поменялась жизнь, как змеи покров,Но не постройнеть и не вырасти:Осень за окном, гиблый дым костров,Вязкий холодок пьяной сырости.Вот и видится поутру подчас:Для меня, тобой обойдённого,Каждый божий день, как последний часБез вины на смерть осуждённого.Что опять один, далеко в глушиИсстрадавшийся, покалеченныйСловом каверзным, бившим в центр души,Словно катанною картечиной.Выпал жребий мне этот невзначайИли было так и загадано:Иссеклась пыльца, высох иван-чайИ среди ночи тянет ладаном.
«Игру открыл Всевышний красным…»
Игру открыл Всевышний краснымПод шум винтов и гул мортирВ десятых, сытых и ужасных,Спешивших переделать мир.Где с прошлым рвётся связь любая,И где страна моя, в запойВ двадцатых звёзды зажигая,Себя почувствует звездой.Тогда как черными мастямиПартнёру дьявол отвечал,Да так, что и поныне с намиЕго пленительный оскал.Чьи сотни служек вороватыхТрещат с экранов голубыхО неизбежности тридцатыхВ преддверии сороковых,Привычно и невозмутимоСтолбя в сознанье миф пустойО видах оттепели мнимойИ достижениях в застой.А игрокам всё было мало.И вот полезли джокера:Сначала меченый с беспалым,За ними – фраер из двора.Чтоб нахлебавшись правдой вдосталь,Свободы ощущая близь,Мы обманулись в девяностыхИ в нулевые продались.Не зная, кто же – бог иль дьявол,В азарте, распаляя нрав,Страну мою на кон поставилИ просто сбросил, проиграв.Как и не скажешь сразу, сходу,Что нам увидеть предстоит,Пока к намеченному годуВек двадцать первый семенит.
«Иду – нагой в бахилах ледяных…»
Иду – нагой в бахилах ледяных.Шагнул, как под софиты на премьере.Меж ангелов зелёных, голубыхЛёг и почил, на срок, по крайней мере.За что мне это? Вроде жил в чести,Без бед и ссор с подругой неразлучной,На всё готов, хоть коз её пасти,Но тут врачи с их мнением научным.Прощай, страна лакеев и вельмож,Дел героических и путанного взора,Ложусь под скальпель, а случится – нож,Ведь сколько раз страдал от перебора.Хотя на стол – не грудью на рожон.Тем паче – санитарки помогли мне:Обрит, уколот и перекрещёнИконкой со святым Николой Зимним.И вот вошёл в бахилах ледяных.Шагнул, как под софиты на премьере.Меж ангелов зелёных, голубыхЛёг и почил, на срок, по крайней мере.