Догорает последняя свечкаИ, желаньям моим вопреки,У судьбы не отнять ни словечка,Ни тем более полной строки.Что написано, то и зачтётся.Да уже зачтено: без затейНазывают меня инородцемНа отчизне холодной моей.Мол, лицом ни в отца и ни в дедаИ примера с них брать не спешил,Разве что не убил и не предал,Но и не по-хорошему жил.И гуляя в обнимку с лукавым,Золотые надежды губя,Не нажил ни богатства, ни славы,Чтобы сделать счастливой тебя.Но на слёзы и боль невзирая,Не хочу и не спорю с судьбой,Столько лет отводившей от краяС леденящею тёмной водой.
«Дожидаясь
подруги своей…»
Дожидаясь подруги своей,Огорчён, озабочен и жалок,Бросил он у закрытых дверейАккуратный букетик фиалок.Значит, снова почти до утра,Сколько хватит здоровья с упрямством,С ним разделит окурков гораОдинокое горькое пьянство.А случится ночною порой,В миг прозренья немыслимо краткий,Сочинит он сюжетец такой,Что забудет её без оглядки.И одно станет в сердце горетьПосильнее псалма и намаза:Как бы в книгу судеб посмотретьХоть бы скошенным краешком глаза.Там меж строчек людские путиОт зачатья до смертного краяИ заклятья, как их обойти,И, греша, удостоиться рая.Знать бы пулям и петлям о том,Не пришлось бы по баням и тирамРвать судьбу, как прочитанный том,За фанерною дверцей сортира.
«Дорогой, из быта астраханского…»
Дорогой, из быта астраханского,Из широт едва ли что не рай,Прихвати хорошего шампанскогоИ ко мне на север приезжай.Приезжай к товарищу пропащему,Несмотря на ветер и мороз,Погулять, как встарь, по-настоящему,Во всю силу, надолго, всерьёз.А потом, когда луна засветитсяИли надоест бухать двоим,Мы Большую с Малою медведицейВыпить брудершафт к нам пригласим.И не дай им, боже, кочевряжиться –В два ствола напомним небесам,Что бывает, если кто откажетсяЗаглянуть на праздник в гости к нам.Если же ещё чего захочется,С иностранных сайтов, например,Позвоним, приедут переводчицыНа любую сумму и размер.После, в раже, в небольшом подпитии,Выйдем прогуляться меж домов,Совершив последнее открытиеНа глазах растерянных ментов.И пусть до обеда в заточенииБудем ждать неправого суда,Но запомнит наше приключениеЭтот городишка навсегда.
«Дождь пошёл вперемежку с крупою…»
Дождь пошёл вперемежку с крупою,Стопроцентно удачу суля,Лишь не дрогни, рука, с перепою,И осечься не сметь, капсуля.Мастерами расставлены точноВ снег по грудь косяки профилейПод сияющим солнцем полночным,В майский день, что не знает ночей.Вот и гуси, за стаею стая,Сыплют с тёплых китайских озёр,Предпочтя чужеземному краюЗаполярный родимый простор.Чтобы вовремя отгнездоваться,Подрастить хлопунцов и потом,На крыло их поставив, поднятьсяНа порывистом ветре крутом.Но куда им до магнумских новшеств!И господь вряд ли в силе помочьВ миг, когда на картечь напоровшись,Загогочут и кинутся прочь,И, оправившись, духом воспрянут,Набирая потерянный лёт,Иль подранками в сторону тянут,Или мёртвые бьются об лёд.А потом кто-то сделает снимокИ на кровь выпьет граммы свои,Закусив золотым апельсиномПосле сала домашней свиньи.
«Должен не кто-то, а лично сам…»
Должен не кто-то, а лично самВстать и ударить онВолчьей картечью по злым глазам,И поменять патрон.После не в яму, не в чистый луг,Сколько бы не был нем,Членораздельно и внятно вслухВсё рассказать всем.Господи! Дай нам хоть одного,Способного сделать так,Чтобы рассеялось бесовствоИ отступил мрак.Боже! Грехи ему отпусти,В водах своих омой,Если не поздно ещё спастиПадший народ мой.
«Душа твоя открыта неспроста…»
Душа твоя открыта неспроста.В ней царствуют покой и постоянство,Она легка, воздушна и чиста,Как кукла из японского фаянса.И знают все, что ты навернякаЕё достойна поступью и взором,Ты так чиста, воздушна и легка,Как кукла из китайского фарфора.Но мир вокруг циничен, зол и груб,А куколки хрупки и уязвимы,И не спасёшься ты от пьяных губ,Хотя и будешь звать его любимым.
«Дым над городом, над полями…»
Дым над городом, над полями,Впрочем, трудностей не чиня,Просто вспомните: рядом с намиИнгушетия и Чечня.Боже праведный, это ж было,А потом закрутило так,Что, казалось, навек отбилоЖажду драки у забияк.Обещали кому угодно:Никогда, никогда, никогда,Так в движении сумасбродномОглянитесь же, господа.То не тучи темны от града,И хотя далека беда,Просто вспомните: с нами рядомАдыгея и Кабарда.
«Дьявол, видимо, выбрал нас…»
Дьявол, видимо, выбрал насДвух, единственных в целой России!Не случайно – в который раз,Словно вижу тебя впервые.Грудь и бедра, и тонкий стан,Как положено быть фигуре,И, приложенные к устам,Пальцы в розовом маникюре.Не с иконы и не с лубка:Туфли, платьице да косынка,Пусть подвыпившая слегка,Но – картинка.Об одном, даже зубы свело:Я прошу, чтобы не было хуже:Брось позорное ремесло,Коли я в твоём будущем нужен.Или ты лишь играла, когдаПодавала горячую рукуБез кокетства и без стыда,Как в охотку вступившая сука.И заранее зная ответ,Улыбаясь, как будто в поблажку,Свой расстегивала жакет,А на мне разрывала рубашку.То ль намеренно, то ль невзначай,От безумия губы спекутся,Если это любовь – отвечай:Что тогда в этом мире паскудство?Не спроста дьявол выделил нас,Двух, единственных в целой России –Вот я гляну в последний разИ увижу тебя впервые.Грудь и бедра, и тонкий стан,Как положено быть фигуре,И, приложенные к устам,Пальцы в розовом маникюре.Но возьмёшься за старое, мразь,Зря ли куплен тэтэшник на рынке,Вот и ляжешь в осеннюю грязь,Как и должно дешёвой картинке.
Е
«Евангелие мучу до утра…»
Евангелие мучу до утра,Заучивая целые страницы,Хотя меня осенняя пораЗовёт скорей в сегодня возвратиться.Зелёною листвою застлан мох,Ей жить да жить, но северное летоКороткое, как человечий вдох,Похоже, и не думает про это.Чего ему, коль выполнена цель,И семена надёжно укрывая,Фырчит себе сентябрьская метель,Как под жокеем лошадь беговая.
«Едва живой – сужу по разговорам…»
Едва живой – сужу по разговорам –Почти не вылезая из пивной,Был Франсуа бродягою и вором,За что и поплатился головой.Его ловили мэры и приходы,Готовя суд и грозный приговор,Когда, покинув каменные своды,Искал спасенье по лесам меж гор.Гордясь тем, что друзья не продавали,А девушки пленительнее фей,Как весело с такими на привале,Как сладко спать под пологом ветвей.Но, главное, конечно же, не в этом,Чего бы не кричали за спиной,Был Франсуа изгоем и поэтом,За что и поплатился головой.Пусть удалось осмеянным монахамВтоптать его в им родственную грязь,Он, даже оклеветанный, без страхаСмерть встретил, как в насмешку веселясь.И пусть стихи не принесли удачи,Нет менестрелю дела до неё,И до дворцов, где краденное прячетБезликое, как моль и тля, ворьё.Ведь разве импотентам и калекамПонять дано, хоть волк тамбовский вой,Был Франсуа свободным человеком,А за свободу платят головой.