Алхимик
Шрифт:
— В стране слепых одноглазый человек — король?
— Это точно «соль». А он — нет. Будучи зрячим, он считался чудаком. Когда он говорил о «видении», все думали, что он сумасшедший. Они сочувствовали ему. Чтобы вылечить его и сделать достойным членом общины, они ослепили его. Если мы не будем осторожны, то можем сделать, то же самое с Пьером Цельсом.
Последовала пауза. Патрик откашлялся и внимательно посмотрел на психиатра. — Зигфрид, я знаю, это звучит безумно, но вы когда-нибудь замечали что-нибудь необычное...? Я имею в виду, действительно необычное... Он понял, что его голос звучит очень странно. — Например…
— Пси? — тихо спросил Уолтерс.
Патрик вздрогнул.
Уолтерс, казалось, почувствовал облегчение. — Вы ведь знаете, правда? Интересно, как. Он сделал глубокий вдох. — Я собираюсь немного расширить медицинскую этику, Кон. Поскольку один из ваших патентных поверенных будет работать в тесном контакте с Пьером, я думаю, вы имеете право знать о нем что-то еще — то, о чем вы даже не знаете, чтобы об этом спросить. Он встал и подошел к магнитофону. — Мы с Пьером делаем записи. Мы делаем это каждый сеанс, раз в неделю. Теория заключается в том, что пациент может воспроизводить ленту на досуге, чтобы усилить свою терапию. Вот только повтор — не то слово. Совсем не то слово. Потому что некоторые материалы на этих пленках, недавние, никогда не были озвучены во время анализа.
Патрик молчал в ожидании. Уолтерс стал почти умоляющим. — Вы понимаете, что я вам только что сказал?
— Думаю, да, — неуверенно ответил адвокат. — Но должно, же быть какое-то логическое объяснение. Потом кто-то делал запись на эту пленку?
— Я тоже так подумал, когда это случилось в первый раз. Во второй раз я понял, что это та самая кассета, хотя и знал, что это невозможно.
— Что там было?
— Настоящий поток сознания. Настоящая вещь, заметьте.
— Что в этом необычного? Разве это не стандартная процедура?
Уолтерс с тревогой наклонился вперед, будто для его собственного рассудка было важно, чтобы Патрик понял его. — Позвольте мне объяснить. Мы говорим о «потоке сознания». Это отличный инструмент анализа. Когда пациент начинает думать вслух, его мысли охотно блуждают по темам, тесно связанным с переживаниями, скрытыми в его подсознании, вещами, вызывающими его невроз. Пациент как бы ставит дорожные знаки, чтобы направлять аналитика. Теперь вы должны понять, что в этой оральной свободной ассоциации язык пациента безнадежно отстает от его ума, который мчится вперед со скоростью мили в минуту, слыша звуки, видя и чувствуя вещи, и его язык должен выбрать из этого калейдоскопа ощущений несколько скудных, широко расставленных обрывков, чтобы передать их аналитику. Поэтому многое теряется, когда поток сознания проходит через узкое место речи. Я пожаловался на это Пьеру на одном из наших первых сеансов. Он... ах... решил проблему.
— Зигфрид, — сказал Патрик, — вы хотите сказать, что Цельс телекинетически записывает свои мысли на пленку?
Мужчины тупо уставились друг на друга. Патрик ждал, что психиатр скажет «да» или кивнет. Но ответа или жеста не последовало. Уолтерс молча, взял кассету и вставил ее в магнитофон. В тот же миг комната наполнилась звуками. Послышались крики, напряженные голоса. Патрик посмотрел на Уолтерса.
— Надо быть врачом, чтобы понять, что там происходит, — сказал его собеседник. — Рождается ребенок.
— Невероятно, — выдохнул Патрик.
— Вы думаете, это невероятно? — спросил Уолтерс, почти задумчиво. — Тогда послушайте вот это. Он поставил вторую кассету, беззвучно прокрутил ее в течение пяти секунд, затем прибавил громкость.
Патрик наклонился вперед.
Из динамика доносилось что-то ритмичное. «...Туб-лаб... туб-лаб... туб-лаб...»
Уолтерс выключил магнитофон. — Узнаете это?
Патрик покачал головой в удивлении.
— Это сердцебиение, — тихо сказал Уолтерс.
— Сердцебиение? Чье сердцебиение?
— Моей матери.
— Вашей... матери? У Патрика отвисла челюсть. — Вы имеете в виду, вашей матери?
— Конечно. О ком, по-вашему, я говорю? Это мой поток сознания. Это моя предродовая память. Замечательно, не правда ли? Даже Фрейд не мог вспомнить, что с ним было до трех лет. Пьер помогал мне. Он направляет этот луч… своего рода пси-лазер… на кору моего головного мозга, а затем отражает и фокусирует его на ленте.
Патрик сглотнул. — Да, я понимаю. Затем, когда вы сказали о доверии врач-пациент, вы имели в виду, что доктор был…
— Кон, — сказал Уолтерс, взглянув на часы, — прошу меня извинить. У меня назначена встреча. Уходя, Патрик встретил Пьера Цельса.
* * *
— Ну, Зиг, как мы сегодня? — весело воскликнул Цельс.
— Вы опоздали, — раздраженно сказал Уолтерс.
— Я был занят с силамином. Он виновато улыбнулся. — Извините.
— Ну что ж, начнем, — сказал Уолтерс.
Цельс серьезно кивнул и сел в большое кожаное кресло за диваном. Уолтерс подошел к дивану, лег и скрестил пальцы на затылке.
— Надеюсь, вы передумали насчет того, что угрожали сделать на нашем последнем сеансе, — сказал Цельс.
— Нет, Пьер. Я принял решение. Я возвращаюсь в Вену на длительный курс переподготовки. Меня не будет несколько месяцев. Из-за вас у меня ужасный комплекс неполноценности. На самом деле, я думаю, что нахожусь на грани полного срыва. В Университете не преподавали предмет «пси». Меня не подготовили к таким людям, как вы. Меня подвели. Его голос дрожал. — Я не нужен ни себе, не своим пациентам, ни кому-либо еще.
— Они не знали, — успокоил его Цельс. — Ничего не поделаешь. «Пси» не приняли, когда вы учились в медицинском учебном заведении. Я думаю, это все еще не так, как нужно. Но вы не можете винить себя. Винить некого.
Лицо Уолтерса исказилось. — Вы не записываете это на пленку. Вы знаете, что я должен усилить свою терапию, проигрывая эти записи.
— Конечно, Зиг. Сразу.
Со стола Уолтерса донесся щелчок, за которым последовало почти неслышное жужжание магнитофона. Цельс не сдвинулся с места.