Алиби для красавицы
Шрифт:
– Как вас представить? – осторожно спросила девушка.
Голос ее по-прежнему был чарующим, но доля подозрительности в нем появилась.
– Скажите, что его спрашивает Пожаров.
– А по какому вопросу? – не отставала секретарша.
Подозрительности в ее голосе прибавилось, очарование пошло на убыль.
– По поводу Сертолова, – ответил я лаконично. – И прекратите это самостоятельное расследование, доложите шефу, он сам разберется.
Девушка обиженно хрюкнула, но переключила на другой телефон.
– Ковригин слушает, – послышался в трубке
– Мы с вами незнакомы, – начал я голосом прожженного авантюриста, – и я не настаиваю на личном знакомстве, но я мог бы сообщить вам интересные подробности, касающиеся пожара на Сертоловском таможенном терминале, который произошел четырнадцатого марта.
– Почему вы думаете, что это будет мне интересно? – В голосе Ковригина появился холодок.
– Потому что в этом пожаре вы лишились контейнера с ценным грузом. И еще потому, что это был поджог.
– Вы в этом уверены? – Температура его голоса упала еще на десять градусов.
– Я не только в этом уверен, но и могу вам это доказать.
– Какие у вас могут быть доказательства?
– Ваш телефон не прослушивается? – спросил я, в свою очередь. – У меня есть подозрения, что к этому поджогу причастен кто-то из сотрудников вашей фирмы.
– Так. – Голос Ковригина утратил вальяжность, но стал жестче и решительнее. – Если у вас действительно что-то есть, мы должны встретиться и поговорить.
– Я не возражаю, – ответил я, покосившись на Надежду Николаевну, – скажите ваш адрес, я приеду.
Он продиктовал адрес, Надежда еще раз повторила мне все, что она напридумывала по поводу страховки, и я поехал.
На углу двух тихих улиц, неподалеку от Технологического института, стоял скромный особнячок. От всех окружающих зданий он отличался тем, что был оштукатурен и выкрашен, как игрушка, и даже тротуар перед ним сиял, как улыбка младенца или как свежевымытый «шестисотый» «Мерседес».
По тротуару прогуливался мрачный парень, куртка которого очень сильно оттопыривалась на боку, недвусмысленно обрисовывая контуры чего-то крупнокалиберного.
Парень уставился на меня угрюмым подозрительным взглядом.
– Пожаров, – лаконично представился я, – к Ковригину.
Мрачный тип сказал несколько слов в переговорник, и рядом с ним тут же образовался его родной или двоюродный брат. Оглядев меня с ног до головы и составив, судя по выражению морды, самое нелестное мнение о моей персоне, двоюродный обхлопал меня своими здоровенными лапами, убедился, что я чист, и провел внутрь особнячка.
Здесь все поражало роскошью. По коврам – белым и светло-кремовым – страшно было ступать: и пачкать их не хотелось, и утонуть можно, такой глубокий ворс. Камины были в каждой комнате, а в одной, кажется, даже два. Потолки чуть не обрушивались от цветной лепнины. Видимо, благотворительность – это очень выгодное дело.
Наконец мы подошли к такой потрясающей двери, инкрустированной всем, что только бывает на свете дорогого, что я понял: за этой дверью сидит сам Ковригин.
Но за этой дверью сидела только его секретарша. Хотя сказать о ней «только секретарша» было бы оскорблением. Она была так же роскошна, как убранство особняка, и, должно быть, к нему и относилась.
Секретарша захлопала ресницами, нажала кнопочку, распахнулась еще одна дверь, и я наконец предстал перед Ковригиным.
В кабинете сидел самый обыкновенный мужик, довольно толстый, хотя его толщина удачно скрадывалась отличным костюмом. Обыкновенный мордатый мужик с прущим из ушей богатством. За спиной у Ковригина стоял еще один человек – худой, сутулый, смуглый, с лицом, похожим на бритву, – узким, острым и опасным. Этот человек-бритва все время шевелился: то переступал ногами, то поворачивал голову, то поправлял галстук или манжеты – казалось, неподвижность утомляет его, ему все время хочется прыгнуть или ударить кого-нибудь, хочется действовать. Одного взгляда на этого заточенного мужика мне хватило, чтобы понять: в этом благотворительном особняке засели такие же бандиты, как в «Поллуксе», только покруче.
– Здравствуйте, господин… Пожаров, – с усмешкой произнес Ковригин, внимательно, оценивающе оглядев меня, – присаживайтесь.
– Здравствуйте, господин Ковригин, – ответил я ему в тон, – я, конечно, присяду, ведь я сам пришел к вам, по доброй воле, только я сразу хочу вам сказать – просто так, чтобы у вашего энергичного помощника не возникло каких-нибудь нездоровых мыслей: я договорился с одним человеком… С моим партнером, что буду звонить ему по телефону каждые полчаса, и, если очередной звонок не последует, следователь горпрокуратуры Анна Николаевна Громова получит всю информацию, какой мы располагаем, и узнает, что я нахожусь у вас.
– Не понимаю, – недовольно поморщился Ковригин, – вы мне угрожаете, что ли? Это же просто смешно. Во-первых, вы сами попросили меня о встрече, сами пришли ко мне… С чего вы вообще взяли, что вам что-то может здесь угрожать?
Я пожал плечами и осторожно ответил:
– Я вовсе не думаю, что мне что-то угрожает. Просто мы живем в такое ужасное время… сейчас на улицу-то выходить страшно, не то что входить в такой роскошный особняк, – я окинул взглядом княжеский кабинет Ковригина, – я же говорю вам, что подстраховался так, на всякий случай.
Ковригин отвернулся и бросил выразительный взгляд на человека-бритву. Тот переступил с ноги на ногу и состроил мину абсолютной невинности.
– Итак, – снова заговорил Ковригин, – мы вполне оценили вашу осторожность и предусмотрительность. А теперь ждем не дождемся, когда же вы наконец расскажете о причинах своего визита.
Я вынул из кармана факс и протянул его Ковригину. Факс Надежда с большими предосторожностями выпросила у соседки своей матери, мотивировав свою просьбу тем, что это поможет выяснить, что же случилось с ее племянником. Старушка к тому времени очень волновалась и уже потеряла надежду увидеть племянника живым, в чем, надо сказать, была права. Копию мы, конечно, с этого листка заблаговременно сняли.