Алиедора
Шрифт:
Потом ему повезло — или же вновь вмешались всё те же Мастера. Дигвил сумел присоединиться к большому обозу, двигавшемуся на запад. Разумеется, подвозили его не за просто так — пришлось ходить за тягунами, колоть дрова, чистить котлы и прочее. Благородный дон уже ничему не удивлялся и брался за любое дело. В противном случае ему пришлось бы провести в дороге долгие месяцы; караван же шёл ходко.
…Навсинайская граница открылась множеством укреплений, гарнизонов, перекопанных рвами дорог и бесчисленных застав. Вдоль обочин тянулись бесконечные частоколы. Сторожевые отряды мертвяков маршировали
…На севере тлела война, а здесь, где застыли друг против друга главные силы непримиримых противников, всё оставалось спокойно. Ну, или почти спокойно. Дигвил шёл и только поражался, что его ещё не схватили и не повесили, как явного и несомненного навсинайского шпиона.
К пограничной реке его вывел один из Мастеров — на его отряд в сотню зомби Дигвил наткнулся, когда просто и безыскусно топал по ведущей к последнему мосту дороге.
Здесь никто ничего не говорил. Тройка зомби сопроводила Дигвила до уреза замёрзшей воды, толкнули в спину — иди, мол.
Слева от Дигвила прямо из льда поднимались изглоданные магическим огнём опоры. Когда-то через широкий Делхар и впрямь был перекинут мост, одно из чудес древней Империи. Потом, когда по реке легла граница «между Жизнью и Смертью», мост, само собой, обрушили.
Дигвил шагал по льду, направляясь прямо к палисадам и дозорным башням закатного берега. Сплошной стены вроде бы нет, уже хорошо.
Дзынньт!
Брызги льда, и прямо перед Дигвилом воткнулся здоровенный зазубренный дрот. Молодой дон послушно застыл, на всякий случай высоко подняв безоружные руки. Довольно долго ничего не происходило, пока наконец ему не крикнули — мол, подходи медленно и рук не опускай!
…Дальше всё тоже было просто и понятно для дона, хоть и молодого, но видавшего виды. Явились служители Высокого Аркана, в длинных тёмно-синих одеяниях до земли, вызывающе расшитых серебряными рунами. Маги Навсиная носили и посохи, резные, вычурные, с цветными камнями в навершиях. Иные светились, иные таинственно мерцали — в общем, выглядело всё это красиво и внушительно.
Дигвила привели в жарко натопленную кордегардию. Он назвал себя.
— Благородный дон Дигвил Деррано? Наследник сенорства? — Старший из магов продемонстрировал завидную осведомлённость. — Чем можете подтвердить?
Дигвил молча вытянул руку с фамильным кольцом. Допрашивавший его навсинаец — круглолицый, с двойным подбородком и явно не чуждый радостям жизни — покивал, вытянув губы трубочкой.
— Кольцо можно снять с трупа.
Вместо ответа Дигвил с усилием чуть сдвинул жёлтый обод ближе к фаланге. Открылся оставленный перстнем след — какой возникает, только если носить кольцо годы и годы. За несколько недель или даже месяцев такое не появится. Показал он и заметные мозоли на соседних пальцах — там, где они тёрлись о печатку.
— Хм, убедительно, — признал круглолицый. — Но кое-какие испытания мы всё же проведём, надо убедиться в аутентичности…
Молодой дон Деррано пожал плечами.
Убеждаться в аутеничности адептам Навсиная пришлось долго, и выглядело это весьма эффектно — с облаками светящегося и искрящего изнутри дыма, спиралями поднимавшихся вверх искр и многоцветным пламенем, плясавшим в бронзовых чашах. В происходящем Дигвил не понимал ровным счётом ничего. Раньше бы, наверное, удивился, стоял бы, широко раскрыв глаза, — а теперь, после зимнего Долье, после моста, после Некрополиса и зомбирования его товарищей по несчастью, после долгого пути через всю страну, почитавшуюся на его родине средоточием ужаса и зла, — нет.
…В конце концов дым, пар и пламя сошли на нет. Убедившись в его правдивости, приграничные маги решили отправить Дигвила дальше — в самую столицу, в сказочный город магов, что, говорят, мог, если надо, подниматься над землёй со всеми обитателями.
Вновь предстоял неблизкий путь. Но теперь благородный дон Деррано проделал его с куда большими удобствами. Санный возок тащил могучий, не знающий усталости голем, любезный маг Сафрий развлекал достойного дона приятной беседой, а трое слуг бдительно следили за тем, чтобы дорожные тяготы ни в коей мере не испортили настроение путникам.
Глава 14
Алиедора наслаждалась. Она была счастлива. Тело стало совершенно иным, способным проделывать такие фокусы, о каких не могли мечтать даже лучшие акробаты. Лёгкий меч лежал в руке как влитой и рубил насмерть.
«Обратно вернёшься уже полноправной Гончей», — с усмешкой повторяла она прощальные слова Латариуса. Бедолага. Не понять ему, что она уже сейчас куда больше Гончая, чем даже Аттара. Старая, умная Аттара, с движениями, отточенными до остроты клинка, но — слабая, слабая, безнадёжно слабее её, Алиедоры.
Доньята вспоминала последний их бой. Победить Гончую может только Гончая, и лучшая из всех, кем располагал Некрополис, бросила вызов Алиедоре. Разумеется, под самым что ни на есть благовидным предлогом. «Покажи, чему научилась».
Алиедора вышла на песок арены с деревянным мечом в руках и ухмылкой на губах. Границы своей силы, неотъёмной, ставшей частью её собственной плоти, она знала. Знала чётко и остро, не нуждаясь во внешних подтверждениях.
Вообще-то меч для Гончей — не главное средство. Гончая добивается цели, а не пытается победить в соответствии с какими-то там «правилами боя» или «кодексами чести». Они придуманы слабаками и для слабаков. И чтобы достичь требуемого, у Гончей есть средства куда действеннее обычной железки.
Эликсиры, взрывающиеся, сжигающие всё вокруг, вспыхивающие таким пламенем, что ничем не загасишь. Или, скажем, могущие всклубиться облаками дыма, что погружает в сон, неотличимый от смерти. Снадобья, что помогут видеть в темноте, дышать под водой, невредимой пройти сквозь пламя. Средства, позволяющие ходить на руках с той же лёгкостью и непринуждённостью, что и на ногах. Да, пока что доньята ещё носит в плотном кожаном поясе твёрдые стеклянные цилиндрики. Выпей перед тем-то и тем-то, вдохни тогда-то и тогда-то, вылей на одежду, буде случится то-то. Конечно, это — подаренное, вручённое. Но лишь до той поры, как заверяют её и Латариус, и Аттара, пока тело не изменится до такой степени, что никакие снадобья уже не потребуются.