Алкамен - театральный мальчик
Шрифт:
– Но афинянам-то они достались от персов! Неужели царю не захочется их вернуть? Вот он и начнет кое-кому поджаривать пятки: сознавайся, мол, куда ты девал мои сокровища?
– О злые демоны!
– выругался Лисия. Дорога под нашими ногами стала круто подниматься. Мы спотыкались на острых камнях.
АРТЕМИСИЯ
Послышался женский голос, резкий, как звон металла, и все-таки женственный, приятный:
– Остановитесь! Куда вы ведете старика и мальчика?
– Не мешай нам, женщина, - раздраженно ответил Лисия.
– Мы спешим предстать перед светлым ликом царя царей, и нам некогда вести пустые разговоры.
– Что ты, что ты!
– зашептал ему кто-то по-гречески.
– Не груби нашей госпоже. Ведь это Артемисия, правительница Галикарнасса. Сам царь Ксеркс слушается ее слова. Шевельни она пальцем - твоя голова слетит.
– Развяжите им глаза, - приказала правительница.
– Какое зло могут причинить однорукий старик и слабый мальчик?
Перед нами оказалась коренастая женщина на крепких ногах. Лицо ее было густо забелено, губы и ресницы ярко раскрашены. Замысловатые серьги и подвески бренчали при каждом движении. И, несмотря на все эти женские ухищрения, в ее некрасивом лице чувствовалась мужская сила и властность.
Мнесилох, жалобно охая, повторил свою выдумку о том, что он - Сикинна, беглый раб. Я со страхом оглянулся на перекупщика. Лисия молчал, точно у него заклеился рот.
– А что хотел ты высказать царю?
– спросила Артемисия.
Мнесилох помедлил, тоже посмотрел на перекупщика и ответил:
– Афиняне думают удрать из пролива, увести свой флот в Спарту. Пусть великий царь нападает, бьет их, режет, крушит! Я, страдавший в рабстве у афинян сорок лет, призываю царя - бей их, гони!
Лисия даже застонал, но не проронил ни слова. Артемисия заговорила с начальником конвоя по-персидски. Тот объяснял ей что-то, поминутно вставляя слово "Лисия".
– Что же ты, Лисия?
– обратилась правительница.
– Говорят, что ты обличал их как шпионов, а теперь молчишь? Или считаешь зазорным разговаривать с Артемисией, правительницей Галикарнасса?
– Я ошибся, - плачущим голосом сказал Лисия.
– Я их знать не знаю да и не хочу знать. Пошли!
– закричал он на конвоиров.
– Чего расселись? Царь ждет!
Тайком от правительницы он злобно стукнул Мнесилоха в спину.
Артемисия заметила это:
– Ах во-от оно что!
– Пошли, пошли, - подбадривал Лисия.
– Царь сам разберется. Он, Ахеменйд, живой бог на земле, пусть-ка сам выудит правду.
Перед тем как нам вновь завязали глаза, я успел заметить, что правительница мимоходом отдала какие-то распоряжения одному из ее свиты.
И вот мы снова поднимаемся на головокружительную высоту; далеко внизу шумит море, волны разбиваются о крутые скалы. Слева от нас - спотыкающиеся шажки перекупщика, справа - тяжелые шаги Артемисии - туп, туп. Она и ходит-то как мужчина! Камешки и песок осыпаются под нашими ногами в пропасть.
– Лисия, эй, Лисия!
– кто-то позвал сзади. Шаги изменника замолкли, а мы продолжали двигаться вперед. Вдруг за нами послышался грохот осыпающихся камней и душераздирающий крик, потом все смолкло. Слышалось только, как ударяются внизу падающие камни и равнодушно шумит море.
– Что там случилось?
– спросила Артемисия.
– Светлейшая правительница!
– доложил запыхавшийся голос.
– Случилось большое несчастье. Афинянин, который шел с нами, неловко оступился и упал со скалы в море.
Я невольно потрогал рукой Мнесилоха: нет, старик по-прежнему ковыляет рядом.
– Да будет во всем воля богов!
– набожно произнесла Артемисия.
И мы двинулись дальше.
– Старик, старик!
– послышался над самым ухом шепот Артемисии. Скажи, афиняне сильны?
– Сегодня увидишь, - кратко ответил Мнесилох.
– Старик, я не верю, что ты беглец... Кто бы ты ни был, Фемистокл, наверное, тебя очень ценит, если послал с такой целью... Ваш народ, наверное, отблагодарит того, кто поможет тебе?
– Да тебе-то какое дело?
– сказал с горечью Мнесилох.
– Ты подданная царя да и сама могучая правительница великого Галикарнасса. Что тебе наш народ, что тебе наш Фемистокл?
– Я гречанка, гречанка, - шептала Артемисия.
– Во мне течет кровь троянских героев... О старик! Как тяжело быть гордой и унижаться, быть свободной и пресмыкаться!
Мы были на самом верху, где свистит в уши и мешает дышать упругий ветер.
– Берегись, старик, среди персов нет дураков, - вдруг с угрозой сказала правительница.
– Ты гонишь их в битву, а кто не поймет, что в узком проливе персидскому флоту крышка?
Я вздрогнул и почувствовал, как рядом вздохнул Мнесилох. Пропал наш план! Все провалилось, зря мы погибнем!
– Вас подвергнут мучительной пытке, - продолжала Артемисия, - потом умертвят. Даже для рабства вам не оставят жизни. Готовы ли вы к смерти?
Мы шли по-прежнему быстро, несмотря на то что колени ослабели, хотелось даже броситься с кручи туда, где ласково шумит родное море.
Вот впереди послышался гул приглушенных голосов, как будто впереди был огромный улей. Послышалась команда. С нас сорвали повязки и так швырнули лицом вниз, что я ударился лбом об острый камень. Встать нам не позволили. Мы, лежа на животах, подняли глаза и увидели над собой невысокого черномазого мужчину, над головой которого реяло знамя в виде человекоорла, широко распахнувшего золоченые крылья. Солнце вспыхивало искрами в бриллиантах, украшавших обильно плащи и мантии его свиты. А сам он был в простой одежде, белее мела.
Рядом с нами легла прямо лицом на камни и правительница Артемисия.
– Захочешь яичницы - поцелуешь сковородку, - пробурчал Мнесилох.
Человек в белом не шевелился, как восковой, а чей-то торжественный голос за его спиной произнес персидскую фразу, потом повторил по-гречески:
– Милость царя царей безгранична! Сын богов, воплощение солнца и огня, бессмертный Ахеменид повелевает вам встать и поведать, кто вы и что знаете.
Мы медленно поднялись, но отряхиваться от пыли было страшно; только Артемисия поправила свои звонкие подвески и мизинчиком подвела брови.