Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. 150 лет со дня рождения Надежды Тэффи

Альманах

Выходец из Литвы, в прошлом состоятельный коммерсант Юда Айзексон против своей воли в 1942 году попадает в формирующуюся Литовскую дивизию Красной Армии. Его семья уничтожена литовскими нацистами, и это обстоятельство, подкрепленное рассказами других, помогает Юде стать настоящим солдатом.

Несколько дней спустя эшелон Юды Айзексона прибыл в Балахну. Начались солдатские будни, и были они, хоть и тыловые, гораздо тяжелее для Юды, чем в армии Андерса. За день он так уставал, что к вечеру подгибались ноги, и только окружающая обстановка помогала переносить трудности. В Литовской дивизии на десять тысяч человек личного состава приходилось

почти три тысячи евреев, и Юда чувствовал себя так, словно не покидал Каунас. На учениях, политзанятиях, в нарядах – всюду звучала еврейская речь, и литовцы, даже командиры, воспринимали это совершенно естественно. Они к такому привыкли. Непривычно было остальным видеть это и слышать.

Литовская дивизия являлась единственным подразделением Красной Армии, где еврейский язык имел почти те же права, что литовский и русский. Ораторы на собраниях говорили на идиш, еврейские песни звучали на маршах, а религиозные солдаты собирались в миньяны [4] . Было что-то неуловимо похожее на польскую армию Андерса, только с советским уклоном. Но если попав к Андерсу, Юда был счастлив, когда стал каптенармусом, то теперь, сам себе удивляясь, он не стремился занять подобную должность. Что-то случилось с Юдой, он отважно постигал непривычную и трудную для него солдатскую науку и уже с переменным успехом стрелял из винтовки, которую вначале боялся брать в руки. Но не эти учебные стрельбы сыграли с ним злую шутку, а занятия по штыковому бою. Набросившись на соломенное чучело, Юда промахнулся, потерял равновесие и, пытаясь удержаться, машинально схватился голой рукой за штык. Подбежавшему сержанту оставалось только смачно выругаться:

4

Десять человек в еврейской традиции – необходимое количество для общественной молитвы.

– И какой же это му…ила руками за штык хватается?! А приклад у тебя для чего?!

Сержант был русским, одним из многих, специально направленных в Литовскую дивизию, где не хватало военных специалистов. Добавив несколько крепких выражений, он сам отвел Юду в санчасть. Рану зашили, и черноволосая медсестра с симпатичным, но каким-то застывшим лицом еще долго после этого возилась с неудачником. Юде показалось, что она улыбнулась, и это подобие улыбки он истолковал по-своему. Конечно, над таким недотепой посмеяться не грех.

Но оказалось, что черноволосая и не думала смеяться. Ее лицо и взгляд говорили о гнездящейся в сердце тоске, только Юда, который стискивал зубы, чтобы не застонать, был не в состоянии разобраться.

– Терпите, – не меняя выражения лица, сказала медсестра. – Вы же солдат.

«“Вы”, – несмотря на боль, подумал Юда, ощущая себя стариком рядом с этой интересной, но странной медсестрой. – Сколько же ей лет? Наверно, двадцать пять, не больше…»

Вернувшись к себе, Айзексон почувствовал, что его охватывает знакомое волнение, приходившее всегда, когда ему нравилась женщина. Он все еще думал о ней, когда дня через два медсестра сама показалась в роте.

– Что же вы на перевязку не пришли? – с укором сказала она, поднимая на Юду печальные глаза. – А если рана загноится?

Юда и впрямь забыл, что должен был явиться на перевязку. Он с радостью устремился в санчасть.

– Мое имя Шейна, –

поменяв повязку, неожиданно сказала медсестра. – А ваше?

– Юда. Я из Каунаса.

– А я из Шауляя. Там меня звали Шейнеле.

– Отличное имя. Мне нравится. А как вы попали в дивизию?

– Как и многие из нас. Добровольно. А вы?

Юда неопределенно пожал плечами.

– Давайте встретимся вечером, – предложил он. – Я вам все расскажу.

Ему показалось, что Шейна смутилась. Несколько минут она молчала и лишь потом ответила:

– Хорошо.

Из-за раненой руки Юда в общих занятиях не участвовал. Зато его назначили дневальным, и как раз в этот вечер он должен был дежурить. Юда понимал: надо что-то придумать, нельзя откладывать встречу, и подошел к Грише Марголису. Гриша, парикмахер из Плунге, никогда не бравший в руки даже охотничьего ружья, знакомый лишь с ножницами и бритвой, в военном деле делал успехи и уже стал командиром отделения.

– Гриша, подмени на часок. Очень надо.

Юда был уверен, что Гриша не откажет, но тот покачал головой:

– Не получится. Зверь в роте.

Зверем прозвали командира роты лейтенанта Грибаускаса. Тот служил в довоенной литовской армии и славился на всю дивизию требовательным и жестким характером. Юде от него пока еще не доставалось. Поранив руку, он ожидал разноса и очень удивился, когда лейтенант, не сказав ему ни слова, обратился к Марголису:

– Научи своих бойцов винтовку держать, иначе сам будешь каждый день штыковой бой отрабатывать.

Юда сник. Если Зверь здесь, с мечтой о санчасти можно распрощаться. На перевязке он сегодня уже был. Неожиданно грозный лейтенант, ни на кого не глядя, быстрым шагом прошел к выходу. Проводив его взглядом, Юда решился.

– Если что, скажешь: мол, рука разболелась, – бросил он Грише, выскакивая на улицу.

Уверенный в том, что его ждут, Юда почти бежал и был неприятно удивлен, увидев Шейну, беседующую с каким-то мужчиной в белом халате, по виду врачом. На Юду она не обратила внимания, и тот замешкался, не зная, как быть. Спустя несколько минут он осмелился кашлянуть. Медсестра обернулась.

– Я скоро. Пройдите в перевязочную, – официальным, ничего не выражающим голосом сказала Шейна. – Это боец, которому ты ладонь зашивал, – пояснила она собеседнику. – На перевязку пришел.

Юда вспомнил молодого доктора, зашивавшего руку, и расстроился еще больше. Возомнил, старый дурак. Захотел понравиться. Да ведь она, эта Шейна, моложе Дарьи! И с врачом на «ты». А он? Кому он такой, как сейчас, нужен?

Хотя дверь была открыта, разговора Юда не слышал. Наконец доктор встал, и Юда увидел, что Шейна улыбнулась.

«Значит, умеет», – подумал он. Юду не покидало ощущение какой-то двусмысленности. Он подозревал, что Шейна ведет себя неискренне, и если она не готова раскрыться, то зачем ему раскрываться перед ней? Но эта молодая женщина нравилась Юде все больше, и он не знал, как быть. Задумавшись, Юда не видел, что Шейна вошла в перевязочную, и очнулся, услыхав свое имя:

– Юда!

Взяв стул, Шейна придвинулась к нему:

– Вы обещали рассказать, как попали сюда.

Юда неуверенно посмотрел на Шейну. Он не узнавал себя. Где решительность, напористость, умение подчинить? Ничего не осталось. И с Дарьей спасовал тогда. Неужели и теперь так же будет? Тогда что-то вообразил и сейчас. А впрочем… Ведь не забыла же она про его обещание. Значит, ей интересно.