Алмаз раджи. Собрание сочинений
Шрифт:
– Я не стану лгать вам, – ответила девушка. – Я знаю, кто вы такой, но не имею права сказать вам это.
– Ну тогда скажите хотя бы, что вы простили мне мою смелость, и я буду терпеливо ждать, – сказал он. – Если мне не суждено это узнать, я проживу и так. Жестоко, конечно, но я справлюсь. Но только не прибавляйте мне новых горестей и не говорите, что вы мне враг!
– Ваш поступок вполне понятен, – сказала она, – вы ни в чем не виноваты передо мной. Прощайте.
– Прощайте? Неужели навсегда? – спросил он.
– Этого я и сама не знаю, – пожала плечами девушка. – Если вам угодно, то до свиданья.
С этими
Фрэнсис вернулся к себе с полной путаницей в голове. В то утро он не слишком продвинулся в геометрии и провел больше времени у окна, чем за своим импровизированным письменным столом. Но увидел он только то, как вернулась мисс Венделер и встретилась с отцом, курившим на веранде. Вплоть до обеденного времени в саду у дома с зелеными ставнями ничего не происходило. Молодой человек наспех перекусил в соседнем ресторане и вернулся продолжать наблюдение. На обратном пути перед калиткой дома Венделера он увидел слугу, который держал под уздцы разгоряченную верховую лошадь, а портье из дома, где поселился Фрэнсис, прислонившись к дверному косяку, курил трубку, любуясь ливреей слуги и породистым скакуном.
– Взгляните-ка, – сказал он, – что за чудная лошадь, что за ливрея! Владелец всего этого – брат мистера Венделера, он только что прибыл с визитом. Он генерал, и у вас на родине человек известный; вам, должно быть, доводилось слышать о нем.
– Признаюсь, – небрежно ответил Фрэнсис, – что никогда прежде не слыхал о генерале Венделере. Военных у нас много, а я человек штатский.
– Так ведь это же тот самый генерал, у которого пропал громадный индийский алмаз! – сказал портье. – Ну, об этом-то вы наверняка читали в газетах!
Отделавшись от привратника, Фрэнсис тотчас помчался к себе в комнату и припал к окну. Прямо под ним, на открытой площадке, сидели, беседуя и покуривая сигары, оба брата. У генерала, краснолицего человека с кавалерийской осанкой, имелось некоторое семейное сходство с братом: что-то общее в чертах лица и фигуре, но сходство это казалось почти карикатурным – настолько мощным, свободным и естественным выглядел экс-диктатор.
Мужчины говорили так тихо, наклоняясь друг к другу через стол, что до Фрэнсиса долетали лишь отдельные слова. Но даже из этого юноша сделал вывод, что речь идет не о ком-нибудь, а о нем самом и его карьере: несколько раз прозвучала фамилия Скримджер, но еще чаще упоминалось имя Фрэнсис.
Наконец, генерал, как бы окончательно разгневавшись, во всеуслышание рявкнул:
– Фрэнсис Венделер! Говорят тебе – Фрэнсис Венделер!
Экс-диктатор пожал плечами, не то утвердительно, не то презрительно, но его ответа молодой человек не услышал.
Неужели это его они называли Фрэнсисом Венделером? Может быть, спор шел об имени, под которым ему предстояло венчаться? Или все это только пустое наваждение, дурной сон, порожденный его тщеславием и самомнением? Некоторое время ему опять не удавалось расслышать их речи. Затем между собеседниками под каштаном снова возникло разногласие, генерал сердито повысил голос, и до Фрэнсиса долетели его слова:
– Моя жена? Я навсегда порвал с моей женой. Я о ней даже слышать не желаю! Мне противно это имя.
Он грязно выругался и ударил кулаком по столу.
Экс-диктатор отечески успокоил его, затем поднялся и пошел проводить брата до калитки. Они пожали друг другу руки; но как только калитка за генералом
Так прошел еще один день, принесший мало нового. Впрочем, молодой человек помнил, что завтра вторник, и ожидал необычных открытий. Хорошо ли, плохо ли для него обернется дело, он, во всяком случае, узнает что-нибудь любопытное, а если повезет, то доберется и до разгадки тайны, окружавшей его отца и всю семью.
Близился час обеда, и в саду позади дома с зелеными ставнями шли приготовления: на небольшом столике, который был виден сквозь ветви каштана, стояли тарелки для перемены и все необходимое для салата. Стол для обедающих располагался в стороне, густая листва почти полностью скрывала его, и Фрэнсис мог разглядеть лишь накрахмаленную скатерть и столовое серебро.
Мистер Роллз явился минута в минуту. Он все время держался настороже, говорил тихо и скупо ронял слова. Экс-диктатора, наоборот, охватила необычайная жизнерадостность – в саду то и дело звучал его по-юношески несдержанный смех. Судя по интонациям, он, вероятно, рассказывал забавные истории. И не успели они с молодым священником прикончить бутылку вермута, как недоверие гостя испарилось, и они уже болтали, словно два старых школьных товарища.
Наконец появилась и мисс Венделер с супницей в руках. Мистер Роллз вскочил, чтобы помочь ей, но она, смеясь, отказалась. Последовал обмен шутками – обедающих словно забавляло, что одному из них приходится подавать на стол.
– Зато без прислуги чувствуешь себя как-то свободнее, – заявил господин Венделер.
Вслед за тем они втроем сели за стол, и Фрэнсис потерял их из виду. Но обед проходил, очевидно, весело, потому что под каштаном слышались бодрые голоса и звяканье ножей и вилок. Одно блюдо сменялось другим, затем был подан десерт и бутылка старого вина, которую откупорил сам экс-диктатор. С наступлением темноты на столе зажгли лампу и несколько свечей, вечер был тихий, звездный и теплый. На веранде также горела лампа, так что в саду было видно все до мелочей.
Мисс Венделер уже несколько раз входила в дом и тотчас возвращалась. В последний раз она появилась с подносом, на котором стоял кофейник и чашки, и поставила его на маленький столик. Ее отец тут же поднялся из-за стола.
– Кофе – моя специальность, – услышал Фрэнсис.
Затем он увидел, как его предполагаемый отец приблизился к маленькому столику, освещенному свечой.
Продолжая беседовать как бы через плечо, мистер Венделер нацедил две чашки густого темно-коричневого напитка, а затем движением фокусника опорожнил в одну из чашек крохотный флакончик с неизвестным содержимым. Фрэнсис не успел опомниться, как дело было сделано. В следующее мгновение, продолжая посмеиваться, мистер Венделер вернулся к обеденному столу, держа в руках две чашки.
– Не успеем мы допить кофе, – произнес он, – как появится наш ростовщик!
Трудно описать смятение и отчаяние, охватившие Фрэнсиса. На его глазах совершалось преступление, и он понимал, что обязан вмешаться, но не знал, как это сделать. Что, если это окажется просто шуткой? Как он будет выглядеть, ни с того ни с сего подняв тревогу? Сущая пытка – пассивно наблюдать за событиями, когда в душе борются столь противоречивые чувства!
Он схватился за подоконник, сердце его страшно билось, холодный пот бисером осыпал лоб.