Алмаз раджи. Собрание сочинений
Шрифт:
Доктор, перегнувшись через фальшборт, крикнул им, где лежат оставленные припасы, но они продолжали умолять нас не бросать их на этом ужасном острове. Когда же они поняли, что шхуна и не думает останавливаться, один из пиратов вскочил, вскинул мушкет и выстрелил. Пуля просвистела прямо над головой Джона Сильвера и пробила грот.
Но вскоре и пираты, и сам Южный мыс скрылись из вида. А к полудню, к моей нескрываемой радости, в голубой дымке тумана растаяла и Подзорная Труба – главная вершина Острова Сокровищ.
Наш экипаж был так малочислен, что каждому приходилось работать сразу за нескольких матросов. Один капитан лежал на матрасе у
Солнце уже садилось, когда мы наконец вошли в живописную уютную гавань. «Эспаньолу» тотчас окружили лодки и каноэ чернокожих, индейцев и метисов, торговавших фруктами и овощами. Вид их добродушно улыбающихся лиц, удивительные на вкус тропические фрукты и, главное, огни, загоревшиеся в сумерках на набережной, – все это было так восхитительно, что заставило нас на время позабыть об угрюмом и политом кровью Острове Сокровищ.
Отправляясь на берег, доктор и сквайр прихватили с собой и меня. В порту мы свели знакомство с капитаном английского военного судна, побывали в гостях на его корабле и так засиделись, что вернулись на «Эспаньолу» лишь на рассвете.
На палубе нас встретил Бен Ганн и с обычными своими странноватыми ужимками и околичностями сообщил, что Джон Сильвер сбежал. Эйб Грэй честно признался, что сам помог ему спуститься в нанятую лодку, так как был убежден, что пока на борту находится этот одноногий дьявол, всем нам угрожает опасность. Но Сильвер покинул шхуну не с пустыми руками: проломив трюмную переборку, он утащил один мешок с золотом – триста или четыреста гиней, которые ему наверняка весьма пригодятся. Мы все были страшно довольны, что так дешево от него отделались.
Ну а теперь остается сказать совсем немного. Мы набрали новый экипаж и благополучно вернулись домой. «Эспаньола» вошла в Бристольский порт как раз в то время, когда мистер Блендли уже снаряжал второе судно, которое должно было отправиться нам на выручку. От былого экипажа шхуны в живых осталось всего пять человек. Впрочем, «Эспаньоле» повезло больше, чем тому судну, о котором поется в старой пиратской песне:
Все семьдесят пять не вернулись домой –Они потонули в пучине морской.Каждый из нас получил свою долю клада Флинта и распорядился ею по своему, кто с умом, а кто не очень. Капитан Смоллетт оставил морскую службу. Эйб Грэй не промотал эти деньги, а серьезно занялся изучением морского дела. Теперь он совладелец и шкипер отличного торгового судна, женат и обзавелся детьми. Что касается Бена Ганна, то он за три недели, а точнее, за девятнадцать дней пустил на ветер свою тысячу фунтов и уже на двадцатый день явился к нам без гроша в кармане. В результате ему пришлось поступить на службу к сквайру. Он в приятельских отношениях со всеми деревенскими мальчишками, а по праздникам поет в церковном хоре.
О Сильвере мы больше никогда ничего не слышали, и образ этого жуткого одноногого моряка постепенно начал стираться в моей памяти. Должно быть, он отыскал свою чернокожую супругу, и оба они безбедно живут где-нибудь вместе со
Путешествие вглубь страны
Посвящается сэру Уолтеру Гриндли Симпсону, баронету
Мой дорогой Папироска!
Достаточно было бы и того, что вы так безропотно принимали на свои плечи справедливую долю дождей и байдарок во время нашего путешествия, и того, что вам пришлось так отчаянно грести в погоне за беглянкой «Аретузой», увлекаемой стремительной Уазой, и, наконец, того, что затем вы доставили мои жалкие останки в Ориньи-Сент-Бенуа, где их ждал великолепный ужин. А то, что я, как вы однажды с грустью пожаловались, вложил все крепкие выражения в ваши уста, а высокие размышления приберег для себя, было, пожалуй, даже и лишним. Простая порядочность не позволила мне обречь вас на позор еще одного, куда более публичного кораблекрушения. Но теперь, когда наше с вами путешествие намереваются издать большим тиражом, можно надеяться, что упомянутая опасность уже миновала, и я смело ставлю ваше имя на вымпеле.
То был злополучный день, сэр, когда мы задумали стать владельцами баржи и отправиться на ней в плавание по каналам; и в столь же злополучный день мы открыли нашу мечту слишком оптимистичному мечтателю. Некоторое время весь мир, казалось, улыбался нам. Баржа была куплена, окрещена и уже в качестве «Одиннадцати тысяч кельнских дев» несколько месяцев простояла на живописной реке под стенами старинного города. Мсье Маттра, искусный плотник, трудился над ней, извлекая из этого порядочный доходец, и вы, верно, помните, сколько сладкого шампанского было выпито в гостинице у моста, чтобы подстегнуть рвение рабочих и ускорить окончание дела. На финансовом аспекте этого предприятия я предпочитаю не останавливаться. Баржа «Одиннадцать тысяч кельнских дев» тихонько сгнила в лоне потока, где прежде обрела свою красоту. Ветер так и не наполнил ее парус, и к ней так и не был припряжен терпеливый битюг. И когда наконец негодующий плотник продал ее, вместе с ней были проданы байдарки «Аретуза» и «Папироска» – одна из кедра, другая из доброго английского дуба. Теперь над этими историческими судами развевается трехцветный флаг Франции, и они носят новые, чужеземные названия.
Из Антверпена в Бом
Мы произвели сенсацию в антверпенских доках. Начальник погрузки и толпа докеров подхватили наши байдарки и бросились с ними к спуску. Детвора с радостными криками помчалась за ними. Послышался всплеск, «Папироска» опустилась на воду, подняв легкую волну. Через минуту за ней последовала «Аретуза». Показался пароход, шедший вниз; люди, стоявшие на палубе, предостерегали нас сиплыми голосами; начальник погрузки и его рабочие кричали нам с набережной. Но через несколько мгновений байдарки были уже на середине Шельды, и грузчики, смотрители доков и прочие тщеславные прибрежные начальники остались далеко позади.